вход

хроника

клуб

корзина

мейл

Тарасов Алексей

 

Новая теория космоса и жизни

7.3. Влияние генерализующего фактора на развитие жизни на Земле.

Практически неизвестно кто от кого произошел в одноклеточном мире. Причем несводимы воедино филетические линии как царства животных, так и царства растений. Мир многоклеточных организмов характеризуется такой же несводимостью. Ранее упоминался кембрийский взрыв с его невесть откуда взявшимися 100 классами живых существ не имеющих предшественников. А ведь это были достаточно простые организмы. И как им только удалось проявить такое разнообразие?! А до кембрийского взрыва был еще и вендский взрыв. Наиболее авторитетный исследователь и, кстати, первооткрыватель венда – академик Соколов недоумевает: «Венд кажется совершенно невероятным своей неочевидностью связей с населением времен предшествовавших и последующих. Все типы и классы вендской фауны появляются как бы вдруг; практически неизвестны ни предшест­венники всех этих мягкотелых, ни переходные формы. Чем вызвано появление этих организмов, неужели случайностью? Что помогло им 670 млн. лет назад расселиться по всей планете? И что спустя еще 100млн. лет сделало их всюду нежелательными персонами? А это именно так и было. И тоже крайне озадачивает.» Еще более озадачивает что «в большинстве случаев мы не можем указать прямых потомков вендских Metazoa среди кембрийских организмов». Все многочисленные группы многоклеточных, появившиеся в начале кембрия, были представлены мелкими организмами, эдиакарская фауна состояла из крупных или очень крупных беспозвоночных размером до полутора метров. Тип организации эдиакарских организмов совершенно отличен от всех ныне существующих. Судя по всему, такой план строения - это особый путь к достижению больших размеров тела именно бесскелетными формами.

Недавно выяснилось, что и эдиакарская попытка создания многоклеточных животных была не первой по счету, а в лучшем случае второй. В 1986 году Сун Вей-го обнаружил в докембрийских отложениях Китая (местечко Хайнань в провинции Аньхой) с возрастом 840-740 миллионов лет, богатую фауну макроскопических бесскелетных животных. Ее по традиции назвали хайнаньской биотой. К сожалению, изучена она пока недостаточно. Известно лишь, что составляющие ее организмы уступают по размеру эдиакарским и являются не лентовидными, а червеобразными, причем иногда кажутся членистыми. Многие из них строят из органики сегментированные трубки бокаловидной формы. Очень важно то, что среди этих организмов нет ни медузоидов (как в Эдиакаре), ни каких-либо форм, близких к губкам (примитивнейшим из современных групп животных); судя по всему, довендская хайнаньская биота не может считаться предковой ни для эдиакарской, ни для современной (фанерозойской). Т.е. кембрийские организмы не имеют выявленных прямых палеонтологических предков в венде - не сводимы к вендским организмам. Все три открытые фауны оказались непреемственны между собой!

Та же несводимость присутствует в природе и после периода хаоса, периода доминирования панэволюционного фактора, разобранного нами в гл.4. Несводимы воедино все три подкласса млекопитающих. Яйцекладущие, сумчатые и плацентарные независимы в своем происхождении. Возможно, даже разные отряды млекопитающих произошли от разных рептилий. Разные группы рептилий, в свою очередь, также имеют разных предков. Сейчас практически общепризнанно существование двух независимых эволюционных ветвей наземных позвоночных – маммальной или тероморфной от греческого терион – зверь, и рептилийной или завроморфной от заурос - ящер, разошедшихся еще на стадии амфибий и венчаемых: первая - млекопитающими, а вторая - динозаврами и птицами. Из высших организмов только классы птиц и цветковых растений имеют один общий корень – ибо этот корень, как мы уже выяснили, имеет сугубо Земное происхождение и никак не связан с проявлением генерализационной тенденции.

Но такой ретроспективный взгляд вскрывает далеко не весь драматизм происходивших событий. О чем, собственно, свидетельствует такая несводимость? Целый ряд неродственных организмов проводил в жизнь абсолютно сходные тенденции. Эти тенденции не носили характера конвергентной детерминированности внешними условиями. Такой, например, как у внешне неразличимых ласточки из отряда воробьиных и стрижа – относящегося не просто к другому виду, роду или семейству, а к другому отряду (!) – длиннокрылых. Эти тенденции были вызваны только одной причиной – проявлением потенции к их реализации. Чем еще можно объяснить столь дружную реализацию одной потенции таким огромным количеством столь “ разношерстных ” неродственных организмов, кроме как реализацией своих наследственных программ, с которыми они прибыли с родных планет? По-видимому на любой планете с подобными Земным условиями, неизбежным следствием труда фотоавтотрофных продуцентов (а кого еще возможно предположить в роли первичных живых организмов?) будет производство такого количества свободного кислорода, что рано или поздно будет достигнута точка Пастера. После чего станет возможно возникновение эукариот и переход с процесса брожения на дыхание; а далее станут осуществимы химические реакции приводящие к скелетизации организма. Все это найдет отражение в генной программе, из эволюционной становящейся, на следующих космологических циклах, генерализационной. По прибытии на новую планету, например на Землю, эти совершенно неродственные организмы начнут раскручивать свою генетику совершенно в одном направлении, что и найдет свое яркое выражение в несводимости филетических линий организмов к одному общему предку.

Вернемся опять к кембрийскому взрыву. Многие животные оделись в защитные покровы. Оделись без видимых на то внешних “ подстегивающих ” причин, реализовав открывшуюся для этого возможность. Так реализовалась ветвь моллюсков. Одно- и двух- створчатых, брюхо- и лопато- ногих. Сформировавшись таким образом, они реализовали свои генные программы, и вряд ли от них следует ожидать нечто радикально новое в эволюционном плане, а уж в генерализационном и тем паче.

Но так поступили не абсолютно все. Некоторые организмы ждали возникновения условий для реализации совершенно другой генерализационной программы. Целый ряд, найденных в сланцах Берджесс-Шэйл в Скалистых горах, относящихся к середине кембрия, ископаемых мягкотелых существ обнаруживают невероятное разнообразие форм. По-видимому, эти мягкотелые не имели генерализационной программы, а скорее имели иную или даже несколько программ. Они (часть их) в силуре выползли на сушу в виде червей, а еще одна часть, тоже внешне червями, но сущностно, экзистенциально иными осталась плавать в морях.

И вот сухопутные формы – форейторы прогресса (а до них таковыми могли быть названы раковистые и скелетные кембрийские) начали развертывать свою генную программу. Чем была мотивирована эта ветвь экспансии жизни? Неприветливость, истинная целинность суши и неудачные, не ко времени климатические условия на ней, уже были рассмотрены. Опять таки – только одна причина – появление пищевой базы в виде первых наземных растений. Возможно, попытки заселить сушу предпринимались и ранее, но исход этих десантов мог быть только один – смерть от голода. После появления на суше пищи, черви превратились в сегментированных членистоногих типа современной сороконожки, а далее в не менее сегментированных насекомых, хелицеровых, ракообразных и пр. Насекомые, реализовав свое генерализационное направление развития, процветают и ныне, по видовому разнообразию превосходя весь остальной животный мир вместе взятый. Но иметь твердое основание не внутри себя, а снаружи, крайне неудобно в подростковый период. Это достаточно ясно и нет необходимости ссылаться на линьку раков, личиночную мягкотелую стадию насекомых и т.д. Ясно, что такие организмы будут весьма ограничены в размерах тела. Из менее очевидных причин можно упомянуть, что как оказалось, при креплении пучков мышц в суставах изнутри пустотелых коленчатых трубок конечностей наружного скелета, коэффициент полезного действия их будет тем выше, чем меньше размеры такой конструкции*. Т.е. такие организмы могут процветать, но не могут доминировать в биоте. Не могут замыкать на себя пищевую цепь – быть главными, крупными хищниками.

Умелые хищники – позвоночные, для того чтобы образоваться из червей, до выхода на сушу должны были пройти ряд метаморфоз в водной среде – в “ подвешенном состоянии ” . Реализацией чего занялись оставшиеся в морской среде черви, превращаясь в полухордовых, погонофор, асцидий и т.д. Т.о. древние кольчатые черви реализовали все четыре возможных для них пути: превратившись в современных червей, т.е. не генерализировались; генерализировались, превратившись в моллюсков, “ оскелетившись ” раковинами; генерализировались в членистоногих, “ осегментировавшись ” в жестко ограниченных, в течение всей взрослой жизни, внешних панцирях; генерализировались в хордовых, имеющих возможность увеличивать размеры тела в течение всей жизни, а не только подросткового периода.**

Теперь рассмотрим характер тех метаморфоз, которые должны были произвести черви на путях своей генерализации, и рассмотрим каким образом они их производили. Кишечнополостные, у которых черви приняли эстафету жизни, обладали двумя слоями клеток: внешним и внутренним – экто- и эндо- дермой. Черви развили еще один, промежуточный слой – мезодерму. Вот собственно все, чем располагала природа для дальнейшего конструирования. Этого оказалось достаточно: мезодерма метаморфизировалась в мышечные и нервные волокна и кровеносные сосуды. Эктодерма – во все что снаружи: прежде всего кожа, со всеми своими железами, чем эктодерма собственно и является; плавники; а также чешую и все ее производные: волосы всех видов – шерсть, пух, щетина, вибриссы, иглы, щитки, ногти, когти, копыта, чешуи панголинов и рога носорога, перья; клювы яйцекладущего утконоса, зубы и клыки; китовый ус. Но самым универсальным строительным материалом оказалась эндодерма. Это собственно кишечник и весь пищеварительный тракт; но и хорда – в дальнейшем позвоночник; все дыхательные органы: жабры, плавательный пузырь – в дальнейшем легкие.

*У позвоночных мышцы прикреплены снаружи к поверхности костей. При этом КПД их будет возрастать с ростом размеров. Это одна из причин и движущих сил роста размеров тела, выражающихся зримо в правиле Копа.

**Линька раков, это же постоянный возврат в подростковый возраст – личиночную стадию, мягкотелое, беспомощное существо. Только обретя вновь твердый панцирь, рак становится способным питаться и размножаться – вести активный, взрослый образ жизни.

Очень любопытно проследить, как именно это делалось. Все совершенные и полноценно функционирующие органы возникали как преадаптационные. Например, хорда и плавательный пузырь - из вздутий кишечника. Про сами преадаптации разговор еще впереди – в §7.4. Здесь же посмотрим как, имея своеобразный “ набор кубиков ”, природа им распорядилась. Попробуем и мы поиграть в эти кубики, и посмотреть насколько осмысленна была эта игра у природы. Например, хорда и плавательный пузырь. Почему природа расположила их именно таким образом? Ведь плавательный пузырь, расположенный в нижней части тела, заставляет рыбу тратить совершенно попусту, “ непроизводительно ” дополнительную энергию на поддержание своего тела в вертикальном состоянии неустойчивого равновесия. Дохлая рыба плавает кверху брюхом. (Любопытно, но в свете изложенного ниже, совершенно не удивительно, что так же кверху брюхом плавает и дохлый кит.) Я с раннего детства пытался найти ответ на вопрос: ну почему же она так бестолково устроена? Попробуем поменять “ кубики ” местами и расположить плавательный пузырь над хордой. Для рыбы это несомненное благо, но тогда из такого плавательного пузыря не получится полноценное легкое. Его не удастся вентилировать с помощью прецессии ребер грудной клетки, а только с помощью “ Киса-Воробьяниновского ” раздувания щек, так как это делают лишенные ребер амфибии.* Тогда попробуем еще поиграть нашими кубиками. Перевернем рыбу внутри кверху ребрами и книзу верхними дугами позвоночника. Для рыбы такая инверсия окажется безразличной, но вот незадача: на суше такое легкое будет “ падать на дно ” брюшины, а не свободно провисать в ней; оно будет либо давить на пищевод, либо само будет им придавлено, да еще в него, в таком варианте, будет не только засасываться воздух, но и дополнительно сыпаться из пищевода пища. И еще немаловажное соображение: в воде рыба одинаково уязвима при атаке хищника как сверху, так и снизу. На суше это совсем не так. Брюхо расположенное снизу, со стороны почвы, оказывается как бы прикрыто от атаки хищника всем телом. А будь оно сверху? Да такую жертву не порвет только ленивый! Значит, такое взаимное расположение хорды, т.е. виноват, позвоночника, ребер и плавательного пузыря вызвано генерализующим фактором прицельной ориентации рыб к последующей экспансии на сушу. Эволюционно, а не генерализационно возникшие рыбы такого сраму не допустили бы. Значит можно сделать вывод, что рыбы как класс возникли запрограммированно – генерализационно.

(Очень любопытно рассмотреть в связи с изложенными соображениями кембрийское мягкотелое существо галлуцигению ( Hallucignia ). По внешнему виду ни дать, ни взять скелет рыбы с семью парами ребер внизу и семью же дугами вверх. Возможно она тоже представляет собой преждевременный “ выброс ” генной программы? Заметим, что в то время еще не существовало не то что позвоночных с их локомоторными конечностями, но и “ осухопутившихся ” червей с параподиями.)

Но и это еще не все издержки, связанные с будущим атмосферным дыханием у рыб. Кровеносные сосуды, питающие стенку плавательного пузыря, отходят от четвертой, последней жаберной дуги. Если сосуд ответвляется к пузырю ниже жаберной дуги, то он несет кровь уже ставшую артериальной. Такая кровь, прибывая к стенкам пузыря, не нуждается в обогащении кислородом. Подобное ответвление для рыб более удобно и его мы встречаем у уже не генерализационно ориентированных современных высших костных рыб. Но таким образом подключенный плавательный пузырь не мог преобразоваться в легкое. У вынужденных отрабатывать свою наземную генерализационную программу рыб, пузырь должен снабжаться венозной кровью. Поэтому ответвление кровеносного сосуда к нему должно происходить до жаберной дуги. Только пузырь подключенный до развет­влений жаберных капилляров, где кровь, еще не пройдя сквозь жабры остается венозной, мог в последующем быть преобразован в легкое. Подходя к стенкам таким образом подключенного пузыря, кровь могла обогащаться кислородом. Только в этом случае пузырь мог служить в качестве дополнительного органа дыхания, становясь посте­пенно легким. Как сложно было рыбам выйти на сушу! Даже смещение места ответвления сосуда могло иметь решающие последствия.

Рыбы – мученики генерализации. Только что мы рассмотрели размещение и подключение плавательного пузыря. А форма? – зачем рыбам иметь его парным? Нет, конечно, легкое, размещенное поперечно-симметрично в грудной клетке очень удобно иметь парным. Но плавательному пузырю, размещенному продольно, такая парность только вредна. Да и возник он, как считается, из единичного выпячивания кишечника. И только лишь для того, чтобы наземные формы имели в своей груди парное легкое, вынужден “ пароваться ” и плавательный пузырь.

*Амфибии не имеют ни ребер, ни диафрагмы. Поэтому они неспособны делать вдох, увеличивая объем замкнутой грудной полости, и вынуждены нагнетать воздух в легкие крайне несовершенным способом: набирать его в ротовую полость посредством раздувания щек, закрывать рот, а потом “ проглатывать ” воздух, поднимая дно ротовой полости и сокращая ее объем.

В свете всего изложенного, известная поговорка: как рыба в воде, кажется просто издевкой. Рыбе в воде плохо. Столь несуразное существо меньше всего приспособлено к жизни в воде. Посмотроите как натужно, напрягаясь всем телом, плывет закованная в “ зубно ” и “ шерстяно ” преадаптированную броню чешуй, наземно ориентированное существо. А как легко и непринужденно, двигая одними лапками, как гребным винтом, как-бы летит а не плывет пингвин. Дельфины, пингвины и даже кажущиеся неповоротливыми тюлени, развивают скорость до 50 км/час. Еще большую скорость развивают кальмары. Большинству рыб, несмотря на столь длительную эволюцию в воде, о таких ходовых качествах не приходится даже мечтать. А как удачно ловят этих бездарно устроенных рыб маммалии, птицы и даже некоторые рептилии, т.е. существа изначально не приспособленные, а только адаптировавшиеся к жизни или питанию в воде. Да что там рептилии, - рыб ловят иглокожие, ракообразные и пр. – все кому не лень, в том числе и сами рыбы. Недаром количество рыбоядных тварей уступает только количеству насекомоядных. Даже первые птицы были рыбоядными а не насекомоядными. Но насекомоядных так много из-за ни с чем другим не сравнимого обилия самих насекомых. А рыб едят из-за их доступности. Вот вам и как рыба в воде...

Здесь хочется сделать небольшое отступление и задать сакраментальный вопрос: «полноте, а был ли ребенок?» Действительно, происходили ли эти процессы на самом деле, было ли, например, описываемое здесь переворачивание рыб? А, может быть, другой план строения тела просто невозможен? Сравним для этого расположение основных органов у позвоночных и других наземных существ – беспозвоночных. Оказывается, что действительно, у членистых, к примеру, расположение органов по оси верх-низ иное, чем у позвоночных. По иному расположены сердце, кишечник, репродуктивные органы, нервная система, почки – т.е. практически всё. Эта инверсия внутреннего плана строения была замечена Жоффруа Сент-Илером в первой половине XIX века. Из чего он сделал вывод, что членистые животные (кольчатые черви и членистоногие) могут рассматриваться как перевернутые позвоночные. «Взгляните на рака, опрокинутого на спину, говорил он, - и вы увидите, что различные системы его расположены совершенно так же, как у высших позвоночных животных». Эта концепция была даже в центре публичного спора между Жоффруа Сент-Илером и Жоржем Кювье, который состоялся в Париже в 1830г. Победу в этом знаменитом споре одержал Кювье.

Но эта победа не означала забвения. И выдающийся зоолог Антон Дорн предложил “ обратную ” идею - происхождения хордовых от перевернувшихся на спинную сторону членистых. А в начале XX века ее отстаивали Гаскелл, Паттен и другие биологи. Собственно, филогения хордовых – столь отличных от других животных, всегда волновала ученый мир. Делались попытки выводить хордовых от иглокожих, немертин, моллюсков и других групп беспозвоночных, однако ни одна из них не имела успеха. Своеобразной реакцией на неудачи зоологов решить проблему происхождения хордовых традиционными способами явилась разработка неотенической гипотезы, выводящей хордовых от ставших половозрелыми личинок асцидий. Правда, в этом случае остается непонятным, откуда взялись сами асцидии.
Эти идеи утратили свою популярность только после разработки гипотезы происхождения хордовых от кишечнодышащих - морских червеобразных организмов. При этом предки хордовых в своем развитии испытали инверсию сторон тела, то есть перевернулись и стали передвигаться на филогенетически спинной стороне, которая физиологически стала функционировать как брюшная. А брюшная сторона предков хордовых стала соответственно спинной.

Когда мог произойти этот переворот? Все билатерально-симметричные организмы делятся на две группы - первичноротые и вторичноротые. Названия «первичноротые» (Protostomia) и «вторичноротые» (Deuterostomia) произошли от способа развития ротового отверстия в эмбриогенезе. При развитии зародыша, путем впячивания – инвагинации, образуется двустенный мешочек – гаструла. Отверстие гаструлы – бластопор у первичноротых животных, к которым относятся кишечнополостные, плоские, кольчатые и круглые черви, моллюски, членистоногие, частично или полностью переходит в ротовое отверстие. У вторичноротых животных, к которым относятся погонофоры, полухордовые, хордовые – оболочники (асцидии), ланцетники, и позвоночные, и, как это ни странно, еще и иглокожие, бластопор становится анальным отверстием, а рот прорывается заново на заднем конце личинки, который с этого момента становится передним. Помимо судьбы рта, первичноротые и вторичноротые отличаются другими существенными особенностями: зачаток первичного мозга у первичноротых дает начало мозгу взрослых форм, а у вторичноротых всегда редуцируется, так что новый нервный центр возникает в другом месте заново. Т.е. вторичноротые - это еще и вторичномозговые животные.

Взрослые хордовые дополнительно отличаются еще и инверсией кровеносной системы. Кровеносная система у первичноротых, вторичноротых и хордовых устроена по общему плану и состоит из двух главных сосудов: спинного и брюшного. У вторичноротых, как и всех других беспозвоночных, кровь по спинному сосуду течет вперед, а по брюшному назад. У хордовых направление тока крови обратное: по спинному сосуду кровь течет назад, а по брюшному - вперед. Значит в своем филогенетическом развитии хордовые, а с ними и все, тогда еще только будущие позвоночные, испытали не просто переворот верх-низ – спина-брюхо, а инверсию сторон тела передняя-задняя. Т.е. не вариант, изображенный на рис.5а, а вариант, изображенный на рис.5б. Причем все эти “ кульбиты ” производились в самом начале филогенетического пути хордовых, тогда, когда еще и сами они жили в море, и вообще всяческая жизнь на суше еще отсутствовала. На Земной суше. И все эти мучения произведены только для достижения одной цели – последующего выхода на сушу. А все потому, что, как мы убедились, план строения “ внешнескелетных ” беспозвоночных животных совершенно не подходит для наземного существования позвоночных. Если для объяснения этих процессов не привлекать идею генной генерализации, то всё это будет резко противоречить эволюционной теории.


спина брюхо

спина брюхо


рот анус рот

червь хордовое

червь хордовое

брюхо спина

брюхо спина

А вид спереди Б вид сбоку

Рис. 5

Рассмотрим конечности насекомых. Не правда ли они очень похожи на конечности позвоночных? Даже названия у них те же: тазик, бедро, голень, лапка - кисть с фалангами, вертлуг – подобие коленного сустава. Странно, почему выпячивания покровов тела – параподии полихетов, многощетинковых кольчатых червей, привели к тем же результатам что и трансформации выпячиваний покровов у других кольчатых червей – малощетинковых (олигохетов), ставших уже рыбами, парных плавников. Любопытно также, что уже на стадии параподий, т.е. долокомоторной стадии конечностей, они уже вооружены на концах роговыми щетинками, наподобие когтей, ногтей (?), копыт (?). Что это, просто случайность, или различная реализация одинаковой генерализационной тенденции?

Причем параподии возникали у низших червей и были ими утеряны – редуцированны. (Именно эта потеря не позволила низшим червям продолжить развитие в сторону усложнения?) В очередной раз параподии возникают у высших – кольчатых червей. А если вспомнить еще и имеющую параподии кембрийскую галлуцигению, то чем возможно объяснить такую предзаданность, не привлекая, конечно, для объяснения генерализационную генную программу?

Понятно, что с повышением функциональности органа он уменьшается количественно. Количество жаберных перегородок, самих жабер уменьшается до 4 х , причем 4-я у многих также уже ощутимо редуцирована; концевых фаланг – до 5 и и т.д. Но почему челюсти возникли из 3 й , а скажем не из 1 й жаберной перегородки, что было бы логичней, или из 2 й , 4 й , и т.д.? А из чего бы тогда возникли перекрывающие клапаны у генерализированных хрящевых рыб? (У современных акул перекрывающие клапаны “ сработаны ” из 1 й и 2 й жаберной перегородки.) Из чего бы возникли слуховые косточки? Другими словами, весь этот конструктор у рыб, да и далее, был направлен ко вполне определенной дальней генерализационной цели. Но, позвольте, почему бы ни повторить некоторые участки пути развития наново, целесообразно уже для нового обладателя органа? Зачем мучить рыб, червей и всех прочих? Пусть себе живут с комфортными именно для них органами. Ведь эти органы так легко возникали в процессе развития и совершенствования жизненных форм. А это повторение запрещает правило Долло.

Да, в конце концов, это что же за правило такое? В чем его подоплека, глубинная суть? Ведь это такая же “ темная лошадка ” каковой была таблица Менделеева, пока не были открыты законы, определяющие принципы построения электронных оболочек атома, что собственно и определяет химические свойства элементов, периодичность этих свойств. Правило Долло (пусть простит меня почивший Луи Долло, бельгийский ч-к АН СССР за столь вольную трактовку одноименного, открытого им закона необратимости эволюции), гласит о том, что отработанная генерализационная генная информация не может быть запущена в работу заново. Ведь она уже реализована и информация об этом уже находится в генах. Конечно, можно попытаться повторить путь развития эволюционно, а не генерализационно. Правило Долло это не запрещает!! Но тогда смельчак наткнется на все прелести преадаптаций и всего прочего “ букета ” того, что со всем этим связано. Поэтому позвоночные, имея на своем теле чешую без счета, могли и шерсти себе отрастить немерено, и зубов иметь в достаточном количестве. Насекомые же и прочие членистоногие, имея только по паре параподий на сегменте тела, не имели безграничных количественных возможностей. Поэтому грудной отдел насекомых, составленный из 3 х сегментов, оснащен 3 я парами локомоторных конечностей, а голова, состоящая также из 3 х сегментов, вооружена 3 я парами зубов – жвалец.

С другой стороны, путь развития, который прошли позвоночные, очень длинен и не весь, может быть, по уже обсуждавшимся ранее причинам, записан в генной информации, можно упростить. Для этого необходимо приобрести восприимчивость к вирусному вторжению и открыться т.о. потоку свежей генной генерализационной информации. Но, т.к. вирусы не только приносят информацию, но и весьма ощутимо шкодят, то необходимо прикрыться от них иммунитетом. Именно прикрыться, а не закрыться. Ведь иммунитет это такой же паллиатив, как и чешуя (см. §7.4.) – от инфекции он все равно не спасает. Но тот кто не болеет, тот не сможет и генерализоваться. Так, например, кальмару, для того чтобы стать хордовым, необходимо отказаться от своей мешающей генерализации – сбросить раковину – первый шаг уже сделан! - Раковина кальмара и каракатицы редуцирована до небольшой тонкой роговой пластинки, находящейся в мантии и играющей роль внутреннего скелетного образования, а осьминог уже не имеет раковины вовсе. Далее необходимо отказаться от резистентности к ретровирусам и начать “ ловить ” чужую генерализацию. На определенные успехи в этой ловле может указывать то, что у головоногих в онтогенезе отсутствует стадия личинки (см. §7.6). В отличие от других более примитивных моллюсков, имеющих в своем развитии личиночную стадию, называемую трохофорой, из яиц у головоногих моллюсков вылупляются похожие на взрослых миниатюрные особи.

Нет, конечно, можно попытаться повторить весь этот путь эволюционно. Но могут возникнуть проблемы и с генерализационным прохождением его. Время уже ушло, и его, скорее всего “ съедят ” на этом пути. Вот, пожалуй, и еще одно проявление правила Долло, не только телесное, материальное, но и временнoе.

Это мы рассмотрели подоплеку проявлений правила Долло. А о чем говорит закон гомологических рядов Вавилова? О проявлениях разными таксонами одного, генерализирующего развитие организмов, гена. Скажите, что это не так, и попробуйте сами объяснить это как-то по другому.

Как, к примеру, можно объяснить появление такого сложного и специализированного органа как глаз у столь неродственных организмов как головоногие моллюски и позвоночные? И у тех, и у других глаза возникают из совершенно различных эмбриональных зачатков, но в окончательном виде устроены по одному и тому же принципу линзовой камеры и состоят из одних и тех же “ конструктивных элементов ”: хрусталик и цилиарное или ресничное тело (линза); зрачок, радужная оболочка (диафрагма); склера, роговица, покровная эктодерма и стекловидное тело (камера); и сетчатка, содержащая палочки и колбочки, и со слоем тапетума. Глаза устроены почти идентично, вплоть до уровня век, и различаются только зрительными нервами. Ученые не в состоянии вразумительно объяснить происхождение такого сложного органа в результате мутаций. Предполагается, что здесь поработал еще какой-то фактор. А как объяснить происхождение этого невероятного органа дважды, да еще столь однотипного и явно не гомологичного, т.е. не полученного в наследство от общего предка? И ведь если бы не были возможны другие варианты глаз, это еще как-то было бы понятно. Но ведь куда более родственные головоногим насекомые и ракообразные имеют совершенно иные глаза – фасеточные.

Фасеточные глаза некоторых насекомых, особенно хищных, таких как стрекозы, ловящих своих жертв в полете, в своем совершенстве не уступают глазу позвоночных. Хищные осы охотятся на животных одного, строго определенного вида: пауков, мух пчел, жуков или других мелких животных, и никогда не нападают на представителей другого вида. Они распознают даже насекомых мимикрирующих столь умело, что их на внешний вид трудно различить даже энтомологам. Например роющие осы – бембексы ( Bembex rostratus) безошибочно распознают мух журчалок мимикрирующих под пчел и часто встречающихся на тех же цветках что и пчелы.*

И, сверх прочего, фасеточные глаза позволяют различать плоскость поляризации света, что, в свою очередь, позволяет ориентироваться даже тогда, когда Солнце закрыто тучами и остается открытой только часть неба.

*Результатом обсуждения этого абзаца явилось осознание того, что я как автор должен потрудиться и дать дополнительные объяснения по поводу того, что в данном аспекте экзистенциальное отличие колбочек от палочек является не принципиальная возможность цветового зрения либо отсутствие такового, а дилемма выбора или альтернатива между остротой и чувствительностью зрения. Каждая колбочка подключена в нервную сеть индивидуальным нервом, а палочки подключаются к одному нерву по несколько штук сразу и даже по несколько сотен. При этом, когда на колбочку попадает порция света, воспринимаемая ею, то она иннервирует свой собственный нерв. При попадании такой же порции на соседнюю колбочку будет иннервирован соответственно уже другой – ее нерв. Таким образом будет реализован минимально возможный угол зрения, на котором станут различимы объекты либо их части – максимальная детализация объекта, максимальная острота зрения. Если же порция света попадет на одну из соседних палочек, то будет иннервирован один и тот же нерв, к которому эти палочки подключены. Т.е. различения деталей не произойдет, но будет реализована максимальная чувствительность глаза, как органа зрения. Рыбе, живущей в условиях значительно меньшей освещенности, чем наземные тетраподы, для более адекватной (эффективной) ориентации логичней было бы иметь глаз с максимальной чувствительностью, а не максимальной остротой зрения, которую в воде использовать проблематично.

У позвоночных сетчатка глаза представляет собой вырост головного мозга и поэтому фоторецепторные клетки расположены позади нервных волокон. Это не лучший вариант строения глаза, ведь свет должен проходить через эти волокна. Это может показаться не существенным, т.к. диаметр волокон невелик и через них может пройти достаточное количество света. Более существен тот недостаток, что эти волокна (и кровеносные сосуды!) чтобы попасть в мозг должны пройти сквозь слой сетчатки. Понятно, что в месте этого прохода фоторецепторов не будет и это место, называемое слепым пятном, таковым и является в действительности. Глаза головоногих образованны инвагинацией (впячиванием) эпидермиса и потому нервные волокна и кровеносные сосуды подходят у них к фоторецепторам с внутренней стороны и их глаза лишены этого недостатка.

С совершенными глазами позвоночных связан еще один удивительнейший факт. Почти все наземные позвоночные имеют мигательную перепонку, которая служит для смачивания и очищения поверхности глаза – т.н. третье веко. Но такую же перепонку имеют и акулы. (Любопытно, что акулы, как и кошки, имеют щелевидный зрачок позволяющий защищать глаза от яркого света, когда они плавают у поверхности воды.) На стадии акул природа успела поэкспериментировать со многими достижениями более поздних и совершенных классов, далее в §7.7. - 7.9. все эти эксперименты станут понятными и очень логичными. Но это с точки зрения теории генерализации, а пока, с точки зрения эволюции, пусть кто-нибудь попробует объяснить, под действием какого естественного отбора у акул возникла в глазу сугубо наземная мигательная перепонка?!

Все низшие рыбы имеют уплощенный хрусталик, аккомодируемый изменением его кривизны, что, в принципе, позволяет в широких пределах перестраивать фокусное расстояние – явно наземно ориентированное свойство. Зачем в воде большой диапазон перестройки фокусного расстояния, ведь видимость все равно очень ограниченна? Головоногие, к примеру, имеют хрусталик сферической формы, которая наименее подвержена воздействию перепадов внешнего давления, что водного существа, имеющего возможность менять глубину погружения, весьма важно, и аккомодируют его посредством перемещения [ по оптической оси ] , а не искривлением. Высшие рыбы также выработали, в конце концов, практически сферический хрусталик, но вид аккомодации, в процессе эволюции(!), сменить не смогли.

Сетчатка глаз рыб содержит кроме палочек еще и колбочки, что позволяет им наслаждаться роскошью цветового зрения. Всем рыбам! Это действительно роскошь, особенно учитывая, что ее лишены все амфибии и даже многие маммалии – наземные существа. А уж зачем у некоторых рыб в глазу появляется центральная ямка, содержащая большое количество колбочек, что позволяет развить очень острое зрение, это, с точки зрения эволюции, уж и вовсе не понятно. Столь совершенное образование есть только у наиболее развитых наземных тетрапод. Вот все те же головоногие имеют только один вид фоторецепторов.

А вот зато некоторые, логичные для глаз водных существ обретения, природа не сделала. Например у головоногих имеется канал, которым глазная полость сообщается с внешней средой, для выравнивания давлений. (У наутилусов полость глаза вообще не отделена от внешней среды.) У рыб такого полезного для них, но зато совершенно неприемлемого для наземных существ, канала нет. Говоря попросту, несмотря на полное функциональное сходство, глаз рыбы – наземно генерализированного позвоночного и глаз головоногого – не имеющего таковой генерализации, т.е. представителей двух неродственных классов, достаточно давно возникших и живущих с тех времен в воде, приспособлены в одном случае для жизни в воде, а в другом для жизни на суше. Необычайно любопытный и показательный анализ, не правда ли?

(Кстати говоря, головоногие вообще очень резко отличны от своих ближайших родственников – двухстворчатых и брюхоногих. Головоногие, с большим, хорошо развитым головным (а где же ему еще у них быть?) мозгом, необычайно умны и сообразительны; не имеют панциря и вообще проявляют признаки, приближающие их к высшим животным. У кальмара, к примеру, имеется даже что-то похожее на хорду. Есть у них и другие органы, которыми обладают как хордовые, так и некоторые беспозвоночные, например, нефридии, жабры, слюнные железы, что вообще-то не очень удивительно. Есть у них и совершенно особые, только им присущие органы, как локомоторная воронка, чернильный мешок, содержащий меланин, или особое щупальце для копуляции – гектокотиль, что также не вызывает особого удивления. Но чрезвычайно удивительно, что хордовые и головоногие имеют присущие только им и явно не гомологические органы: кроме глаз это еще, например, поджелудочная железа, характерное сердце с предсердиями и желудочком, а также репродуктивные полилецитальные (богатые желтком) яйца с прочной скорлупой. Беспрецедентно долго, как для беспозвоночных, у головоногих происходит инкубация икры. Из икры выходят совершенно зрелые особи, у которых даже полностью функционируют пигментные клетки (см. §7.6.). Весь видовой опыт запечатлен у головоногих в обширной генной программе, т.к., к примеру, самка осьминога, обессиленная продолжительной охраной икры, погибает от истощения к концу срока инкубации, и потому не может заниматься обучением своего потомства. Возможно, еще раньше погибает самец, лишившийся своего разового копулятивного органа – гектокотиля – а с потерей репродуктивной способности, природе, как известно, такая особь в дальнейшем становится неинтересной.

У меня возникает подозрение, что некоторые генерализационные гены, например, глаз и скелета как то сцеплены друг с другом. Фасеточному глазу соответствует внешний скелет, а линзовому глазу скелет внутренний. При этом совершенно не важно чтобы внутренний скелет закладывался в эмбриогенезе одинаковым образом. Ведь и глаза у них развиваются из различных тканей, причем, можно даже признать, что в связи с отсутствием слепого пятна, глаза у головоногих если не совершеннее, то уж хотя-бы функциональнее. Но это все пока только мои догадки, доказательств у меня нет.)

Те же законы развития действуют и в другом царстве – растительном. В палеозое на Земле существовали вполне оформившиеся южные материки, входившие в состав сверхконтинента Гондваны. В силуре, 450 млн. лет назад, когда начали появляться первые наземные растения, Северная Америка еще “ собиралась ” из островных дуг, а Евразия состояла из отдельных самостоятельных малых материков: Балтики, Ангариды, Сибирии, Северного и Южного Китая. Обширный Палеоазиатский оке­ан отделял их друг от друга. Растительность этих образований развивалась самостоятельно. 230-350 млн. лет назад, т.е. вскорости после своего выхода на сушу ангарская и евроамерийская флоры эволюционировали независимо, но несмотря на это некоторые изменения совершались в них параллельно. После исчезновения зарослей плаунов в карбоне, их место заняли папоротники, напоминавшие формой листьев европейские виды. Затем кордаиты - крупные деревья с древесиной, похожей на древесину хвойных. И тоже с европейскими листьями. А вот органы размножения у них были совсем иными. Они скорее напоминали шишки тех хвойных, что широко распространились лишь 100 млн. лет спустя. В этом отношении сибир­ские кордаиты как бы опережали свое время. Соображение Мейена, авторитетного исследователя этой палеофлористики, о судьбах ангарской флоры настолько примечательно, что его стоит здесь привести. Он в недоумении: «Ее растения появляются в геологической летописи внезапно, с оборванными родственными связями, как будто это какие-то пришельцы, взявшиеся неизвестно откуда, заселившие все северные внетропические земли и исчезнувшие в конце мезозоя». Можно попытаться предположить, что Ангарида - порождение исключительно климатической зональности. Вот сложился там, в центре Евразии, такой-то климат; все особенности местной флоры - от него; и ее сходство с евроамерийской объясняется территориальной общностью: все-таки место действия - один и тот же континент. Однако, и листья одинаковые, и древесина, и эти удивительные шишечки – не слишком ли много общего для слепого случая?

И опять вернемся к рассмотрению резистентности растений к онковирусной инфекции. В §7.1. уже был отмечен ряд следствий из этого примечательного факта, которые вытекают из теории генерализации. А вот и еще одно, и еще более интересное следствие. Хлорофилл и другие фотосинтетики, в принципе резонансные структуры, а звезды излучают непрерывный спектр в широком диапазоне частот, и с не столь выраженными, как в резонансной системе максимумами (см. отступление №6.). На это накладывается еще и спектральные свойства атмосферы планеты, которые, к тому же, могут еще и меняться, в зависимости от меняющегося газового состава атмосферы, например, от выделения растениями в атмосферу кислорода и поглощении при этом углекислого газа. Т.е. на “ входе ” системы имеется источник энергии с непрерывным, континуальным спектром частот, с максимумами, меняющимися от звезды к звезде и от планеты к планете, да еще, сверх того, изменяющимися во времени. Перекрыть столь широкий спектральный диапазон резонансными, т.е. дискретными системами невозможно. “ Гоняться ” за столь непостоянными и изменчивыми спектральными максимумами тоже не логично. Значит надо иметь один – два или ограниченное число фотосинтетиков с резонансами, настроенными на наиболее часто встречающиеся в природе максимумы и / или на наиболее удобные для утилизации энергии частоты. А уже далее эти фотосинтетики удобно упаковать в структурные единицы – хлоропласты, которые, кстати, очень схожи структурно с фагами – та же белковая оболочка, заключающая в себе передаваемую по наследству суть. И эти структуры с универсальным, годным на все случаи жизни фотосинтетиками, употреблять от планеты к планете, от космологического цикла к циклу. Эта универсальная энергетическая структурная единица будет встроена в фотопродуценты изначально, и изначально и неотъемлемо присутствовать в спорах, цистах и прочем “ семенном фонде ”. На каждой планете все фотопродуценты должны будут иметь приблизительно один, если не вовсе похожий набор фотосинтетиков. Потому высшие растения появляются не генерализационным путем, а путем эндосимбиотического поглощения, своеобразной ассимиляцией простейших хлорофиллсодержащих фотопродуцентов. Не путем радикальных метаморфоз, как генерализованные животные. И если у животных происходит встраивание генной программы в ядро клетки, то у растений ядерная генная программа развивается сама по себе, а хлоропласты генно автономны. Единственно что возникает в яДНК растений, это программа синхронизирующая и обслуживающая эндосимбиотические процессы, связанные, например, с делением клетки.

То же касается и митохондрий – этих энергетических подстанций живой клетки. Столь универсальные структуры нет смысла ломать и каждый раз выдумывать заново. Потому митохондрий “ эндосимбиотируют ” и растения и животные и грибы .

Возьмем в руки глобус. Основные массивы суши соединены между собой. Африка и Евразия в течение кайнозоя постоянно связаны между собой, а Северная Америка имеет связь с ними эпизодически. Животные и растения могут распространяться (и обмениваться своими генными программами) по обширным массивам почти беспрепятственно. Горы, пустыни и моря на них могут быть обойдены в обход. Давайте задумаемся какую интересную картину мы наблюдем! На островах, на малых массивах суши, там, где наиболее остра конкуренция, там, где некуда отступать – там мы часто наблюдаем наиболее пестрое видовое разнообразие. Видовое! Именно видовое разнообразие наблюдал и Дарвин на Галапагоссах. Совершенно несравнимое с континентом разнообразие вьюрков. Но все они оставались только вьюрками! На Мадагаскаре, даже в условиях не очень различающихся между собой, появилось множество разновидностей (подвидов) лемуров сифаки; да и других лемуров (около 30 видов), резко различающихся окраской, формой, размерами и развившихся, по всей видимости, от одного предка, похожего на современного мышевидного лемура. (Найден даже вымерший лемур, превосходивший по своим размерам самца гориллы!) На островах чаще всего образовывались новые виды, но не новые рода или, тем паче, более высокие таксономические категории. Почему? Почему и вьюрки, и лемуры столь успешно эволюционировали но не генерализировали? Почему на обособленных и относительно не столь крупных материках – Южной Америке и Австралии, сохранялась относительно примитивная реликтовая фауна, в то время как на основной суше она давно вымерла? Дарвинизм и уже упоминавшийся ранее кладизм, предполагают усиление мутаций и видообразования при жесткой территориальной изоляции. Далее, на этой основе, должны появляться более высокие таксоны. Причем первая стадия этого процесса – видоообразование, действительно происходит на островах с успехом. Так происходило не только на Галапагосских, но и других островах. На Мадагаскаре, кроме видового разнообразия лемуров, обитает еще наибольшее в мире количество видов хамелеонов; Новая Гвинея славится не только уникальными казуаром, проехидной, кус-кусом и древесным валаби, на ней обитает наибольшее в мире видовое разнообразие райских птичек. То же можно сказать про Сулавеси, Борнео, Суматру. Причем то же происходит и в растительном царстве: большинство растений Мадагаскара – эндемики. Интересно, что и в обособленных глубоких и крупных (а, следовательно, и длительно, по эволюционным меркам, существующих) озерах мы встречаем ту же картину. Например, байкальские и танганийские эндемики, причем с необычайно пестрым видовым разнообразием – например около 200 видов танганийских цихлид с диапазоном изменения веса в 5000 раз (!) от самой мелкой до самой крупной.

На континентах также иногда встречаются редкие виды. Но как их мало! Что редкого мы можем встретить на огромных просторах Евразии? Гипотетического снежного человека да резко ограниченного ареалом бамбука большую панду (один вид), Африка – шимпанзе и горилла (по два вида каждого). Ну и т.д. Зато Африка может похвастать многомиллионными стадами гну, зебр, импала и многомиллионными же стаями фламинго. А в Северной Америке, до недавнего врмени паслись многомиллионные стада бизонов, карибу и прочей живности. Только в Южной Америке с различными редкостями побогаче – гривастый волк, броненосец, гигантский муравьед, уже упоминавшийся опоссум и т.д. Но и эти “ раритеты ” также не блещут видовым разнообразием. Ну разве что Амазонские эндемики.

Т.е. первая стадия – видообразование, на островах и в озерах действительно происходит и весьма успешно. В условиях же континентов благоприятные мутации, по теории эволюции, терялись бы и растворялись в более обширной популяции, и в этом случае процесс протекал бы значительно медленнее. Т.е. развитие жизни с учетом только эволюционного фактора должно прежде всего происходить на малых территориях, и в том числе высшие таксоны должны появляться только на островах, а уже с них распространяться на материк, где еще долго будут сохраняться архаичные аборигенные виды. Чем бoльшая территория, тем более медленно должно происходить на ней развитие жизни. И самые древние, персистентные виды должны жить на сибирских просторах и в бескрайних африканских саваннах. На островах же мы должны встречать наиболее молодую и прогрессивную фауну. В реальности же все обстоит как раз наоборот: лемуры до сих пор живут на Мадагаскаре, в то время как в Африке они уже давно вымерли, а вараны обитают на Коммодо и др. островах, на материке же их уже давно нет, гаттерия – реликт мезозоя – сохранилась только в Новой Зеландии.

На мой взгляд такие противоречия не могут быть разрешены без привлечения идеи генерализации. На островах и других не столь крупных, либо, как Южная Америка, расчлененных препятствиями территориях - пересеченных из конца в конец горами и крупными реками, гены, генерализирующие развитие организмов, могут быть утеряны. Действительно, особей несущих в себе нужные гены может быть не столь много, они могут погибнуть, не дать потомства и т.д. Количество особей одного вида не столь многочисленно и вероятность правильного проявления генерализационной программы не столь велика, как в крупных популяциях на континентах. Это с одной стороны. С другой стороны, как мы уже выяснили, новые высшие таксоны образуются от достаточно просто устроенных универсалов. Тех организмов, которые не успели уйти далеко от основного вектора развития в область эволюционной специализации и не утеряли таким образом способности к перестройке своей морфологии. Но такие организмы слабо адаптированы к внешней среде и испытывают большое давление со стороны эволюционно продвинутых видов. При изменении климата важно, чтобы генерализационно ориентированные организмы, для сохранения генерализационной потенции, не отреагировали на них необратимыми эволюционными изменениями. Т.е. они должны попросту иметь возможность переместиться территориально. Острова и замкнутые водоемы не могут предоставить такой возможности. Значит такие организмы либо вымрут, либо существенно изменятся, став непригодными для генерализации. Так, под влиянием этих двух факторов, в замкнутых пространствах островов и озер, в долговременной перспективе, необходимой для проявления генерализации, она, генерализация, оказывается неосуществимой. Зато откроется большой простор для эволюционного пути развития. Причем здесь действительно сыграет свою роль фактор изоляции и естественный отбор будет более жестко и быстро способствовать появлению видовых вариаций. Также жизнь, не будучи подстегиваема в своем генерализационном развитии, сможет образовывать своего рода заповедники, типа мадагаскарской “лемурии”. Причем на таких заповедных территориях, по необходимости, эволюционно будут заполняться любые экологические ниши, и не только малые – вспомогательные, а даже основные, доминантные. Поэтому такие заповедники могут нас порадовать не только видовым разнообразием, и не только кенретом, руконожкой, бабирусой, но и иногда и удивить, например, доминантными хищниками – не кошками или медведями, а такими как гигантская вивера – фосса, огромная птица – казуар, или рептилия – коммодийский дракон. На основных массивах суши и в океанах всего этого описанного не произойдет, и здесь будут действовать оба фактора развития – эволюционный и генерализационный, накладываясь друг на друга уже описанным образом.

И весьма показательно то, что признаки, возникшие посредством генерализации, не могут быть изменены эволюционным путем. Т.е. характерные таксономические признаки такие, например, как конечный продукт азотного обмена, и вообще бережность потребления и расходования воды организмом. Т.е. релевантные признаки высших таксонов не могут быть изменены эволюционным путем на уровне таксонов низших. И это часто ставит исследователей в тупик. Известный английский физиолог Кнут Шмидт-Нильсен, много времени и сил посвятивший исследованию вопроса сбережения воды организмами, приходит к обескураживающему его выводу, что никаких различий, способствующих сохранению воды, у пустынных видов не обнаруживается. У исследованных им пустынников – кенгуровой крысы и кактусового вьюрка не обнаруживается ничего радикально отличного по отношению к обитателям других, более влажных мест, маммалий и птиц соответственно. Эволюция может предоставить той же кенгуровой крысе только возможность вести ночной образ жизни, а днем отсиживаться глубоко в своей норе, как в погребе; и выводить из своего организма чуть более концентрированную мочу и чуть более сухой кал. И это всё!

Зоологи эволюционисты изучают кенгуровую крысу главным образом из-за способности обходится без воды и совсем не обращают внимания на то, что позволяет ей жить в пустыне совершенно иное свойство – острый слух. В пустыне отсутствует густой подлесок и прочие укрытия и для ночного зверька жизненно важным становится не зрение а слух. Тем более, что у таких хищников как совы, перья имеют мягкие опахала, позволяющие им летать практически бесшумно. Другой враг – гремучие змеи имеют орган инфракрасного видения и поэтому также имеют серьезные преимущества на охоте. Чтобы выжить в таких условиях кенгуровая крыса развила чувствительность слуховых органов настолько, что это позволяет ей услышать нападение совы или змеи и в самый последний момент отпрыгнуть на своих очень мощных задних конечностях в сторону на 25...30 см. и избегнуть смерти.

Но как ей удалось так усовершенствовать слух? У кенгуровой крысы большие и тонкие ушные кости куполообразной формы, которые образуют полость среднего уха. Две эти полости по объему превосходят даже мозг животного. Также у нее большая барабанная перепонка, а стремечко плотно примыкает к очень маленькому овальному окну. Оказывается, что среднее ухо кенгуровой крысы усиливает звуки почти в сто раз! Эти же особенности характеры и для других пустынников – слоновой землеройки, африканского тушканчика, антилопы мендес. И эти свойства достигнуты только за счет количественных морфологических изменений, что совершенно не затрагивает таксономические генерализационные признаки!

А самое, на мой взгляд, примечательное, что находящийся целиком в рамках эволюционной парадигмы исследователь не делает из этих своих наблюдений никаких выводов. Эволюциониста Кнута Шмидт-Нильсена интересуют другие проблемы, генералист уже видит мир по иному и обязательно включает такие факты в свою парадигму.

7.7 0,3млрд. лет под знаком воды, или почему возникли млекопитающие?

Томас Гексли как-то посетовал: «Великая трагедия науки – уничтожение прекрасной гипотезы безобразным фактом». Удивительно, что некоторые теории как бы имунны к безобразию фактов. Например, Большой взрыв сплошь состоит из безобразных фактов, а поди ж ты не портится. А есть такие факты, безобразие которых столь велико, что они величием своего безобразия несовершенство современных теорий еще не портят. К безобразию факта существования трех поколений элементарных частиц современные физические теории еще не подобрались. Они его еще не ощущают. Для них это еще впереди. В биологии, на мой взгляд, аналогично безобразны факты существования классов птиц и млекопитающих. Никого еще не озадачивает удивительный набор, скажем так, радикально прогрессивных и, в то же время, чрезвычайно примитивных, отсталых свойств, представителей этих классов. А также удивительно раннее появление на сцене жизни одних, и столь же удивительно позднее появление других.

Предлагаемые автором теории, или, если быть до конца научно строгими – гипотезы, хороши тем, что чем безобразнее факт, тем естественнее он укладывается в них. Уже удалось разобраться даже с тремя поколениями элементарных частиц и с птицами. Осталось разобраться с млекопитающими. Как так могло случиться, что наряду с прогрессивными признаками, такими как вынашивание и вскармливание потомства, гомойотермности и др. млекопитающие являются обладателями архаичных, отсталых качеств? Они уже перечислялись (см. гл. 1) но наиболее вопиющее: несовершенство азотного обмена, все же хочется вспомнить еще раз. Такое неосмотрительно расточительное расходование воды организмом просто необъяснимо. А несовершенство покровов тела? Шерсть хорошо защищает от холода и очень плохо от тепла. Кожа, незащищенная роговыми пластинами, теплая и постоянно влажная – идеальное место для экспансии паразитов. (Чем они, кстати, активно пользуются.) Почему существа, и так остро нуждающиеся во влаге, выбрали такой вариант охлаждения тела, как потение? Рептилии, например, особенно крупные рептилии, для повышения эффективности теплообмена, искусственно увеличивали поверхность своего тела, выстраивая на себе “ заборы ” из костных пластинок, различные “ веера ” и “ воротники ” (см. отступление №4). В экстремальных ситуациях так поступают и млекопитающие. Вспомним, к примеру, гипертрофированные уши слона и лисы фенька. Млекопитающие плохо приспособлены к современным климатическим условиям на Земле. Создается впечатление, что млекопитающие ориентированы явно не на те условия, в которые они сейчас попали. И, в первую очередь, это касается доступности воды и температурного режима планеты.

А ведь вариант эволюции К явно вел к млекопитающим. Уже в карбоне появились пеликозавры – предковые формы млекопитающих. Кстати, многие из них, как хищные, так и травоядные имели роскошный “ веер ” на спине . Я не встретил в литературе числовых соотношений этого образования, но чисто визуально, если судить по рисункам, этот веер искусственно увеличивал площадь поверхности животного вдвое. В перми из пеликозавров образовалась линия млекопитающеобразных рептилий – терапсидных рептилий. Терапсиды считаются относящимися к рептилиям, но это смотря по каким признакам классифицировать. И терапсиды, и их предки – пеликозавры имели целый ряд более прогрессивных, по сравнению с современными им рептилиями, свойств. Функционально различные зубы – клыки резцы и коренные, за что их и назвали зверозубыми ящерами или завропсидами; вторичное костяное небо, отделявшее носоглотку от рта и позволявшее использовать эти зубы, т.е. жевать пищу; большое отношение веса мозга к весу тела; развитое обоняние; слюнные железы; а терапсиды еще и шерстяной покров. Зверозубые были подобны млекопитающим и по строению лопаток и таза. Возможно, уже они выкармливали потомство метаморфизированными потовыми железами, которых никогда не было у настоящих или завроморфных рептилий. А наличие шерстяной термоизоляции напрямую указывает на настоящую гомойотермность. По внешнему виду эти шерстистые рептилии уже были представители млекопитающих. Даже более похожие на них, чем ныне живущие утконосы, не говоря уже о панголинах, трубкозубах, броненосцах и пр. А уж если палеонтологи будущего выявят “ яйценоскость ” утконоса и ехидны, то наверняка они отнесут их не к млекопитающим. Терапсиды доминировали в перми, а уже в триасе возникли собственно млекопитающие. И вплоть до кайнозоя они упорно, в буквальном смысле прячась по норам, влачили незавидное существование.

Приходится бессильно признать, что эволюция упорно, целенаправленно вела К человеку. Это бессилие уже привело в космологии к формулированию антропных космологических принципов. Но с ними мы уже худо- бедно справились. Но подмеченная тонкая подстройка еще и космогонических факторов, заставляет формулировать еще и антропный космогонический принцип (см. отступление №5). А это, на мой взгляд, уже чересчур. Необходимо найти причину подстройки планетарных термальных механизмов компенсирующих слабость излучения молодого Солнца. Тем более что процесс оледенения почти необратим: единожды глобально оледеневшая планета, из-за резко возросшего альбедо, почти наверняка уже никогда не оттает. А ведь в геологические времена уже не единожды начинающееся оледенение охватывало значительные массивы суши. Да и океанов тоже. Вот и сейчас полюса скованы ледяным панцирем – планета “ висит на волоске ” .

На мой взгляд, это просто случайность, счастливая случайность. Наиболее вероятный исход для Земли и любой подобной планеты – быть скованной льдами. Хочется сразу же воскликнуть: это будет катастрофой для белковой жизни! Так ли это? Конечно, низкие температуры замедлят метаболизм живых существ. Но не прекратят его вовсе. Ведь и сейчас известны термофобные – холодостойкие организмы. И не только бактерии и др. простейшие, живущие на ледниках. Подо льдом Арктики, и даже на ее льдах (!!) и даже в кромешной темноте заполярной ночи не замирают высокоорганизованные формы жизни. А с весенним рассветом арктические воды наполняются планктоном и жирующими на нем рыбами и млекопитающими. Только в приполярных районах возможно встретить такую плотность мяса на единицу площади, как на лежбищах котиков, морских слонов и тюленей, местах гнездовий пингвинов и птичьих базарах. Только вот рептилий там нет, за исключением “ рептилиевидных ” птиц. А наиболее биопродуктивны на Земле воды холодного перуанского течения Гумбольдта, а теплое Эль-Ниньо, напротив, приносит в эти воды гибель всему живому. Недаром и птицы мигрируют для размножения из тропиков в высокие широты.

Вообще, меня к примеру, удивляет способность организмов противостоять холоду. С легкостью вырабатываются криопротекторы, препятствующие цельному промораживанию тела и разрыву его тканей кристаллами льда, и живность мирно засыпает. Полярные животные – пингвины и белые медведи обладают столь эффективной теплоизоляцией, что имеют гораздо больше шансов погибнуть от перегрева, чем от переохлаждения. (Причем шерсть белого медведя даже не самая густая – у калана она куда гуще.) А некоторые виды тюленей постоянно живут на льдинах, так никогда и не выходя на сушу. Значит, жизнь на планете не замрет и при глобальном оледенении. А раз не замрет, значит будет и развиваться. А раз так, и оледенение, очень вероятно, не прекратится, то рассмотрим, как она будет эволюционировать к более совершенным формам.

Главный вектор эволюции, при таком раскладе, должен быть направлен на борьбу с низкими температурами. Причем выработка криопротекторов и зимний сон – это паллиатив: низкотемпературные периоды могут быть длительны и, возможно, “ переспать ” их не удастся. Значит необходимо вырабатывать более радикальные методы защиты, а именно “ теплотельность ” . Теплокровность в более узком понимании термина гомойотермности. Взрослому теплокровному существу противостоять холоду проще, а вот малышам с невыгодно большим соотношением площади поверхности к объему тела это сделать непросто. (Здесь не пройдет номер выметывания икры и закапывания яиц в песок.) Значит, надобно их дополнительно защитить. Защитить длительным внутриутробным или “ внутрисумочным ” вынашиванием или гнездовым высиживанием, с последующей подпиткой энергией гнездовым же, либо лактационным выкармливанием. – Потомством приходится дорожить, пусть даже в ущерб количеству, а, стало быть, и вариативности и, как следствие, потери величины эволюционной адаптивности. Зато воды для существования будет в достатке. В любом виде. Ее можно будет особо не экономить, как поступают, например, рыбы и млекопитающие, и не тратить дополнительную энергию на доведение продуктов азотного обмена до мочевой кислоты.

Кстати, о рыбах, ведь живорождение и выкармливание потомства отнюдь не достижение млекопитающих. Уже примитивные рыбы, а именно акулы (более половины их видов!), живородящи. А некоторые даже имеют связь матери с зародышем, т.е. плацентарны. Живорождение у рыб очень распространено, этот факт несколько завуалирован. Вынашивают и высиживают свою икру морские коньки, колюшки, лабиринтовые, обычные цихлиды и цихлиды инкубирующие и многие другие. Есть даже целое семейство, называющееся живородящие карпозубые. А цихлиды, вообще очень заботливые родители, некоторые потомство даже подкармливают: аквариумистам хорошо известен дискус, выкармливающий потомство кожными секреторными выделениями – своего рода “ прелактационный ” механизм. На стадии рыб природа успела поэкспериментировать и с другим вариантом репродукции маммалий – сумчатостью. Самки инкубирующих цихлид вынашивают икру, а многие из них и подрастающих мальков, во рту, а самцы морских коньков имеют вполне натуральную сумку, находящуюся вполне по месту – внизу живота. Не странно ли, с точки зрения ригористического эволюциониста, конечно же, что уже на стадии рыб, и иногда наиболее примитивных, природа предвосхитила все свойства и все органы наземных организмов?

На столь холодной планете становится ясным и стремление жизни на сушу – погреться под ласковыми и столь необильными лучами своего родного солнца. А суша, твердая поверхность – это лед. Ведь вода на планете присутствует в основном в своей твердой фазе, а жидкая фаза может быть упрятана глубоко под твердой. Значит надо стремиться вверх, к более эффективному фотосинтезу и к бoльшей пищевой базе.

На такой планете разумен путь эволюции К: к млекопитающим через водных позвоночных – рыб и полуводных – типа амфибий. Менее целесообразен, да и попросту невозможен, путь К – к рептилиям и далее к птицам. В царстве растений целесообразен путь к мхам, а от них далее к голосеменным и цветковым. Или к семенным папоротникам (а что это такое? – мы ведь этого до конца так и не знаем) а от них через саговники к голосеменным и цветковым. А также, как и к теплолюбивым, тепло- и засухо- приспособленным рептилиям и птицам, менее целесообразен путь к столь же теплолюбивым плаунам и пр. (А от них все равно к голо- покрыто- семенным ?)

И вот теперь становятся более понятны аналогии: цветковые растения – птицы, мхи – амфибии. А также появляются дополнительные “ прозрачные ” аналогии: рептилии – плауны. Да и млекопитающие, наконец, оказываются достаточно понятны, а также “ аналогичны ” если даже не “ гомологичны ” . Ведь млекопитающие – это, по сути, те же амфибии: “ эволюционные выскочки ” . Они появляются рано, не ко времени. В триасе и весь мезозой на Земле очень жарко, но они персинстируют – упорствуют, и таки своего добиваются. Как только похолодало, окружающая среда стала напоминать родную – “ первородную ” – они стали доминировать. Рептилии, угасая, выдали импульс ко времени – птиц. Если бы похолодало ранее, то Землю, вполне возможно, колонизировали бы не гигантские рептилии, а гигантские амфибии. Или, как это наблюдается сейчас – гигантские млекопитающие. Ведь крупнейший организм всех времен – это синий кит! А крупнейшее из наземных животных вовсе не динозавр, а носорог индрикотерий. Очень симптоматично!

Суммируем обсужденное: вполне возможно, что существуют два вида (сорта) обитаемых планет: “ холодные ” и “ теплые ” . На них реализуются соответственные варианты экспансии жизни: “ рептилиево – моховый ” ( скорее “ рептилиево – моховидно-цветковый ” ) и “ млечно – цветковый ” . По всей видимости, потенциально реализуются оба варианта. Тогда, на следующем этапе космологического цикла, на конкретной планете оба варианта одного типа жизни придут в противоборствующий контакт. В “ рукопашную борьбу ” . В зависимости от конкретного космогонического варианта, будет одержана победа конкретным температурным вариантом жизни. Тогда, например, птицы – вершина рептилиевого варианта, могут либо возникнуть при соответствующем колебании “ космогонического маятника ” . Возникнуть достаточно поздно. Либо не возникнуть вовсе. Никогда. То же самое и в царстве растений: мох будет эволюционно прозябать и никогда не достигнет высшей покрыто-семенной или, хотя бы, голо-семенной стадии. (Высшие ли это стадии? А может быть есть еще выше?)

Деление жаркий и сухой, и – холодный и влажный, это крайние варианты. Понятно, что реализовываться на планете может вариант и промежуточный и к тому же переменчивый, что будет запутывать палеонтологическую летопись. Так произошло и на Земле: появились основные линии – диапсиды и терапсиды, а также побочные – анапсиды и амфибии. Согласимся со мной, что все эти линии произошли, генерализованно или со сбоем генерализации, но непосредственно от рыб. Хотя для рассматриваемого процесса это, по сути, и не столь важно.

В карбоне и перми эти генерализованые “ предмаммально ” существа, за счет своих прогрессивных признаков, не будем их здесь перечислять вновь, доминировали. Но почему в палеозое эти свойства сработали, а в мезозое нет? Почему успешные диапсиды – динозавры отыгрались в мезозое и исчезли в кайнозое? Почему? Это захватывающая детективная история много раз рассматривавшаяся, но не находившая убедительных объяснений. Давайте ее рассмотрим еще раз и мы.

В карбоне, перми и весь мезозой на Земле было тепло. Но тепло еще не значит что сухо. И хотя почти весь палеозой бо льшая часть современных южных континентов – Африка, Южная Америка, Австралия, Индия и Антарктида – соединялись, образуя сверхматерик Гондвану, а после закрытия Тетиса – Пангею, простиравшуюся от полюса до полюса, а внутри такого огромного массива суши должно быть очень сухо, на самом деле это было не так. Сухо стало только в мезозое, в палеозое же на Земле было достаточно влажно. И Гондвана и Пангея представляли собой скорее не Африканскую пустыню, а Амазонскую сельву.

В литературе практически отсутствуют объяснения этого феномена. По всей видимости влажность климата палеозоя связана с отсутствием на материках крупных – высоких и протяженных горных массивов. При формировании Земли все неровности рельефа были сглажены и молодая материковая кора представляла собой относительно ровную поверхность. Исключения составляли только одиночные вулканы, типа современного африканского Килиманджаро. Дополнительным фактором сглаживания рельефа поверхности было отсутствие наземной растительности. В отсутствие высшей наземной растительности с развитой корневой системой, скорость водной и ветровой эрозии будет превышать современную во много раз. Незащищенные наклонные породы при этом будут размываться очень быстро, и ландшафт окажется состоящим из одиночных скал и вулканов, и почти горизонтальных равнин, занимающих огромные площади и лишь незначительно превышающих уровень моря. Так что, по всей видимости, в те времена в центре и, особенно, на окраинах континентов формировались обширные мелководные бассейны с постоянно меняющимся уровнем воды и без настоящей береговой линии. Влажный воздух с морей, не встречая препятствий, проникал далеко внутрь массивов суши, а реки из-за небольшого перепада высот не были быстротекущими. Все это способствовало накоплению воды во внутренних областях материков. Образование Пангеи в конце палеозоя сопровождалось столкновением мелких северных материков с Гондваной, что привело к образованию складчатости и горообразованию в местах столкновений. А разрыв Пангеи и дрейф ее частей по океаническому дну к горообразованию по окраинам континентов – местам “ наскабливания ” и собирания на себя океанической коры. Густые леса, покрывшие в карбоне значительную часть суши, создали почву, укрепили верхний слой ее и этим уменьшили скорость эрозии. Молодые и высокие горы стали препятствовать проникновению влажных воздушных масс, сформированных над океанами, во внутрь материков, и на Земле стало гораздо суше.

Палеозойские породы широко распространены на всех континентах. В основном это связано с тем, что большую часть палеозоя уровень древнего палеоокеана был очень высок. Внутренние области континентов часто становились мелководными морями, озерами, заливами и болотами. А в воде осадки накапливаются слой за слоем, в отличие от континентов, где породы подвержены ветровой и дождевой эрозии. Более того, крупный и потому более тяжелый материал, при выносе его реками, выпадает в дельтах рек, а взвешенный ил, тонкозернистый песок и подобное выносится далеко в море. Т.о. по типу и количеству формирующегося осадка можно узнать о характере местности. И оказывается, что основным ландшафтом в карбоне было болото. О том же говорят и основные отложения, сформированные из остатков огромных споровых растений, произраставших на болотах. Интересно, что характерной особенностью многих карбоновых месторождений угля является чередование в них пластов угля с морскими осадками. А, живя на болоте, о тратах воды можно особо не заботиться. Поэтому в палеозое сработали маммальные свойства организмов, а не рептилийные. В мезозое же стало сухо, на это нам указывают фауна и флора, сохранившиеся в окаменелостях и опять же типы пород, которые образовались в это время. Уже с конца палеозоя обильно появляются отложения песчаников, представляющих собой окаменевшие песчаные дюны. Отличие дюнных отложений в том, что ветер плохо переносит крупные песчинки, поэтому ветровые отложения состоят из более мелкого песка, отложенного более равномерно и имеющего, к тому же, слоистое строение. Сухость климата того времени подтверждают и солевые отложения – эвапориты, образующиеся в результате пересыхания морских бассейнов. В теплом и сухом климате побеждают рептилийные, влагоэкономные свойства, а уже появившимся настоящим млекопитающим пришлось попрятаться по норам и по деревьям. Хотя традиционно считается, что победа рептилий была достигнута еще на “ домаммальной ” – терапсидной стадии. И основным фактором победы считается более совершенный локомоторный аппарат динозавров, по сравнению с терапсидами. (См. рис.3) И в особенности бипедальная локомоция большей части динозавров.

Бесспорно, это серьезное преимущество, но все же... Ведь не все диапсиды бегали на двух ногах, процветали и весьма неповоротливые анкилозавры, стегозавры и диплодоки. Да и цератопсов вряд ли можно назвать проворными. (См. отступление №4) Да и почему это сыграло свою роль только в мезозое, ведь в кайнозое они не стали бегать медленнее? И вот что еще интересно: даже скоростные гепарды бегут только несколько секунд, а потом долго отдыхают. И гепарды, и другие кошки предпочитают охотиться из засады. Так же поступает и “ сбокуногий ” крокодил, который, кстати, тоже может галопировать некоторое время. Кусает свою жертву из засады и коммодийский варан. Пожалуй, только относительно мелкие гиеновые собаки, охотясь стаей, могут и любят преследовать жертву непрерывно в течение нескольких часов, до ее полного изнеможения. (А как, кстати, иначе мелкий хищник может одолеть крупную добычу?) Ныне существуют на Земле и быстроногие кошки и антилопы, и медлительные ленивцы и вараны. Причем наиболее тихоходные виды обитают во влажных тропических лесах, а наиболее быстрые – на открытых просторах Африки. Здесь в пустыне и саванне необходимо не только быстро убегать или догонять, но и совершать дальние много тысячекилометровые сезонные миграции. В засушливый сезон в одну сторону, а в сезон дождей – обратно, на свежую травку. Так поступают сейчас зебры, гну, слоны и др. Так же должны были поступать в сухом климате и почившие предки. А на растопыренных по бокам ногах далеко не уйдешь. Значит, совершенство локомоторики срабатывает опять-таки в зависимости от климата. На засушливой мезозойской Пангее успешные локомоторы – диапсиды быстро победили терапсид.

Мел закончился коротким, но весьма серьезным похолоданием. Здесь сработала другая особенность млекопитающих – теплокровность. И хотя начало эоцена было самой теплой эпохой, для повторения триасового отыгрыша рептилий было уже поздно – млекопитающие, более совершенные организмы, чем терапсиды, уже успели победить. А новая волна похолодания на границе эоцен – олигоцен доконала “ не птичьих ” рептилий окончательно. И хотя сейчас в Африке и у нас, в умеренных широтах летом, рептилии берут некоторый реванш, их время уже ушло. Даже если на Земле вновь существенно потеплеет и станет очень сухо, то роль динозавров возьмут на себя, вероятнее всего, птицы.

И хотя почти достоверно известно, что на границе мел – кайнозой на Землю попал крупный астероид, что доказывает иридиевая прослойка* в отложениях, и идентифицировано место его падения – кратер Чикхулуб диаметром до 300км. на полуострове Юкатан в Мексике; и хотя обнаружены и другие свидетельства последствий этой катастрофы – цунами и пожары, свирепствовавшие после этого столкновения – сохранившиеся в осадках свидетельства о грандиозных цунами и большое количество сажи; но основной причиной было все же не катастрофа, а похолодание. Серьезная степень похолодания доказывается и резким падением содержания в отложениях пыльцы по сравнению со спорами. Это указывает, что в тот момент произошла гибель семенных растений и замещение их папоротниками. Легкие частички пыльцы и спор переносятся ветром и животными на значительные расстояния от своего источника. Кроме того, они обладают высокой устойчивостью, что предохраняет их от разрушения. Накапливаясь в осадках, они образуют весьма надежный и чувствительный индикатор климата. Показательным аспектом этой летописи является то, что степень падения содержания пыльцы у южных видов растений была гораздо выше, чем у северных. Это может быть интерпретировано только как признак общего похолодания, при котором всегда северные, более устойчивые к морозу виды просто продвигаются на юг, вытесняя более теплолюбивые южные виды, которым отступать некуда и они вымирают. Те же закономерности обнаруживаются и у планктонных организмов. Да и сами динозавры уже находились значительное время в упадке из-за изменений климата еще до этой катастрофы. Насекомые меньше пострадали на границе мел – кайнозой, чем на границе пермь – триас, где, несмотря на тщательные поиски, не было обнаружено никаких следов столкновения с крупным космическим телом. Следовательно, основной причиной вымираний было не столкновение с астероидом, а другое событие – глобальное похолодание, а катастрофа только ускорила процесс и случайно сделала его более трагичным.

Очень похоже на то, что на Земле реализуется космогонический вариант более близкий к “ холодно-планетному ” . Тогда захват планеты рептилиями и плаунами – врeменное, эволюционное явление. А доминирование млекопитающих относится к генерализационному – постоянному явлению. То же относится и к высшим - цветковым покрытосеменным растениям. Ветви их происхождения через семенные папоротники, цикады, гинкго. Ветвь амфибий – тупиковая и подавленная; ветвь мхов – тупиковая и развившаяся, успевшая развиться; ветвь птиц – новая и потому побочная и заторможенная.

Так последние 0,3 млрд. лет млекопитающие и их (т.е. наши) прямые и непосредственные предки провели, в основном, за редким исключением, под знаком борьбы за воду. Эту борьбу еще рано считать выигранной окончательно. Эволюция и, в особенности, генерализация еще могут преподнести нам свои неотвратимые и не всегда приятные сюрпризы. Очень показателен, в свете изложенного, пример Австралии – малого континента с теплым и сухим, типично “ теплопланетным ” климатом, где главным образом по этой причине, а не в связи с изоляцией, еще ни в растительном, ни в животном царстве не произошла окончательная смена вариантов типов жизни. Особенно драматично столкновение этих вариантов наблюдается у животных, к тому же лишенных возможностей сезонных миграций как в Африке, поэтому неудивительно, что маммалии имеют недоразвившийся вид, а доминирующим хищником является рептилия – гигантский варан.

Именно поэтому потенция возврата к глобальному потеплению у sapiens-н ого млекопитающего вызывает звериный ужас. Это лежит глубоко в бессознательном (по-моему, в над- а не под- сознании). Потепление – благо для планеты, для растительного и животного мира. Но не для всего, для млекопитающих – это катастрофа.

*Иридий очень редко встречается в Земной коре. Эта его редкость объясняется тем, что он легко образует сплавы с железом, так что когда формировалось планетное ядро, то большая часть иридия ушла вместе с железом в ядро, где и находится сейчас его главная масса. Но на мелких астероидах этот процесс отсутствовал, и они сохранили свое изначальное содержание иридия неизменным по всему объему. Концентрация иридия в них в 10 000 раз больше, чем в коре. Во время столкновения с поверхностью Земли из-за нагревания тело метеорита полностью испаряется. Содержащийся в них иридий рассеивается, но очень быстро вымывается из атмосферы осадками, образуя тонкий слой с высоким содержанием элемента. В силу химической инертности этот металл сохраняется в породе и служит чувствительным индикатором поступления на поверхность Земли инопланетного материала.

7.8. Продолжение §7.3. Филогенетическая история хордовых, или рыбка несущая золотые яички.

В предыдущих параграфах мы рассмотрели целый ряд проявлений панэволюционного генного генерализующего фактора. Мы накопили достаточный опыт оперирования новой теорией и теперь, наконец, сможем продолжить §7.3. и рассмотреть историю развития хордовых.

Казалось бы от хордовых, тем более от позвоночных, в палеонтологической летописи осталось большое количество костей, все эти остатки хорошо изучены и всё уже давно предельно ясно. Но правильно ли мы интерпретируем эти остатки? Даже при исследовании живых организмов, не всегда удается сразу правильно определить их таксономическую принадлежность, как это случилось, например, с часто упоминавшейся мною асцидией, отнесенной вначале к кишечнополостным, но выделенной, в конце концов, в отдельный таксон - подтип оболочников в составе типа хордовых.

При рассмотрении истории развития хордовых часто придется оперировать логикой, стараясь забыть на время школьную программу по биологии, и сопоставлять получаемую филогенетическую систему с известными фактами. Т.е. я еще раз повторяю призыв Поппера абстрагироваться от общепринятой теории и попытаться уложить известные факты в новую структуру, а сравнение результатов произвести уже после такой “ манипуляции ” .

Сейчас уже практически ни у кого не вызывает сомнения, что хордовые произошли от кольчатых червей. А согласно теории генерализации, та ветвь этих первичных членистых животных, которая превратилась в хордовых, определила свою судьбу тем, что обрела способность к заражению онковирусами. Следы первой стадии этого превращения мы наблюдаем сейчас в виде полухордовых - кишечнодышащих организмов. Полухордовые внешне похожи на червей, а называются так потому, что имеют зачем-то в передней части своего тела, называемой хоботком, стомохорд - отрезок хорды. В передней части туловища у полухордовых есть большое количество жаберных, т.е. дыхательных щелей, открывающихся непосредственно в кишечник, где и происходит газообмен. Т.е. полухордовые существа химерные, в исконном значении этого слова - состоящие как бы из отдельных частей существ разных биологических видов. В данном случае даже классов и типов. Собственно именно такой химерностью и должны характеризоваться представители всех переходных форм, которых так часто не обнаруживают ученые.

Но с переходными формами от кольчецов к рыбам нам повезло, и мы имеем для исследования в живых еще два подтипа - оболочников и бесчерепных или ланцетников. Правда представители оболочников - асцидии, нам мало помогут в филогении, но зато приведут яркий пример того, как будет происходить развитие существ не получивших полный генный набор генерализационной программы, либо не реализовавших его в полном объеме. Асцидии - яркий и показательный пример эволюционного морфофизиологического регресса. Это существа не пожелавшие пройти путь к более высокоорганизованным организмам и использовавшие отдельные свойства, которые были у них, конечно, только как преадаптации, не для дальнейшего развития, а лишь для получения немедленной выгоды. Асцидии - это живой пример эволюционного ухода “ в сторону ” от генерализационного пути.

Еще более чем асцидии преуспели в этом погонофоры и вестиментиферы. Существа эволюционно редуцированные настолько, что лишились практически всех (с таким трудом!) приобретенных органов. Ученые долго не могли разобраться, как вообще могут питаться существа, не имеющие не то что каких либо органов пищеварения, но даже рта, ануса и вообще каких либо отверстий, которые у них затягивается еще на личиночной стадии. И это, между прочим, представители типа хордовых! И те, и другие успевают на активной стадии личинки наглотаться бактерий, или передать готовый их набор потомству при размножении, а на взрослой стадии поставлять этим бактериям все необходимые вещества, ассимилируя их поверхностью тела, и жить за счет готовой органики их самих и отходов их метаболизма. И те, и другие - жители океанических глубин, вестиментиферы, сверх того, обитатели изолированных биот черных сероводородных курильщиков. Генная программа извне к ним не поступает. Результат: эволюционный регресс и генная неподвижность - биота курильщиков остается без эволюционных изменений в течение вот уже 440млн. лет (с силура!). Черные курильщики – это системы гидротермальных оазисов, которые можно считать небольшими самостоятельными биосферами. Они образуются в рифтовых зонах, где сквозь трещины на стыке литосферных плит вырывается раскаленный газ, нагревающий воду до 300-400 о С. В этой воде растворено много сероводорода и сульфидов металлов, которые окрашивают ее в черный цвет. Потоки раствора напоминают столбы черного дыма, отсюда и название – “ черные курильщики ”. Биопродуктивность этих экосистем (до 50 кг/м2) превосходят любые другие морские и наземные сообщества . Кстати, черные курильщики никакая не редкость. Протяженность рифтовых разломов и хребтов на дне океана огромна. Соответственно и источников геотермальной энергии достаточно много.

(Очень интересно, что вендобионты хайнаньской фауны тоже оставили следы членистого строения, из чего некоторые пытаются сделать вывод о преемственности членистых от них непосредственно. А для эдиакарских вендобионтов характерна совершенно нетипичная для современных животных симметрия скользящего отражения, но элементы такой симметрии есть именно в строении примитивнейшего из хордовых - ланцетника. И один из эдиакарских организмов - ярнемния - с ее мешковидным телом и двумя “ сифонами ” очень напоминает асцидию; к тому же оказалось, что отпечатки этого организма сильно обогащены ванадием, тем же самым металлом, который концентрируют и асцидии. Так что некоторые исследователи не исключают, что и представители хордовых ведут свой род прямиком от древнейших на Земле многоклеточных - вендобионтов. Но ведь и вендские и кембрийские существа были в корне иными. Т.е. возрождение симметрии, членистости и ” асцидности ” могло произойти только посредством передачи генной генерализационной программы, реализованной в истории Земли не однажды, но абсолютно не родственными филетически животными. Причем отдельная и интересная тема это иглокожие. Представителей этого одного из наиболее высокоорганизованного типа беспозвоночных, и радикально отличных от всех остальных своей радиальной симметрией, роднит с полухордовыми наличие жаберных щелей и нервных трубок - тяжей, уходящих у иглокожих в каждый луч. Иглокожие также вторичнороты, а некоторые личинки иглокожих - бипиннарии, которые также обладают двухсторонней или билатеральной симметрией, столь похожи на личинки полухордовых - торнарии, что их часто путают даже специалисты. Возможно, что иглокожие также как и оболочники, не получили полный генный набор “ позвоночности ” либо он у них “ перепутался ” с другим, результатом чего и стало существование химерных но не генерализованных - не давших начало дальнейшего развития существ.)

Перечисленные организмы – тупики генерализации, и имеют ярко выраженную постэмбриональную стадию личинки (см.§7.6.). Систематизация этих организмов как раз и производится по личиночной стадии и характерным для нее органам, которые стали провизорными.

Перейдем теперь к следующей промежуточной форме - ланцетнику. Это существо значительно более известное, чем погонофоры, вестиментиферы и асцидии, потому перечислять его свойства не буду. Отмечу лишь любопытный факт, что направление тока крови у ланцетников свойственное беспозвоночным, а не хордовым. Т.е. кульбит, изображенный на рис.5, на стадии ланцетников произведен еще не в полном объеме. Еще интересно, что тело ланцетников отчетливо сегментировано, что указывает на родство с членистыми; и жаберных щелей у него также очень много. А вот с органами чувств у ланцетника не густо - только усики, нечто вроде наружных ротовых щупалец.

Сегментация тела сохраняется и у высших - костных рыб. Это мог видеть любой, даже не очень наблюдательный человек, разделывая праздничного карпа. Сегментация тела - это свойство далеких предков рыб, кольчатых червей, также членистых. Т.е. атавизм. Сочетание в одном организме прогрессивных признаков и атавизмов весьма любопытно и очень показательно. К этому мы еще вернемся.

Следующая ступень развития хордовых - это уже собственно рыбы. Правда еще только хрящевые, а не костные - акулы, от которых идет филетическая линия к кистеперым, и, наконец, выход позвоночных на сушу. Этот вариант филогенеза практически не отрицается. Желающий его оспорить пусть попробует объяснить, хотя бы факт наличия в эмбриогенезе человека, этого “ венца ”, пяти жаберных щелей и соответственно пяти жаберных перегородок, как и у акулы, а не четырех, как у всех высших рыб.

Т.е. в очередной, какой уже по счету? раз отметим, что представители крупных таксонов - класс, тип - ведут свое родство от достаточно примитивных представителей эволюционно предшествующего таксона.

Простота не синоним примитивности, уже на стадии акулы природа успела поэкспериментировать с живорождением и даже с плацентарным вынашиванием. У самок высших позвоночных в качестве яйцеводов продолжают функционировать, хотя и с существенными изменениями, те же самые каналы, что и у акул. Скорее простота говорит о некоторой неполной приспособленности к существованию в условиях обитания. Еще более отчетливо это заметно у кистеперых, которые так толком и не стали рыбой, и, в то же самое время, уже не рыба. Генерализационная программа не позволила кистеперым удобно подключить в кровеносную систему жабры и плавательный пузырь, как это сделали высшие рыбы. Не говоря уже о прочих неудобствах (§7.3 и др.). Кистеперые в правильной последовательности производили метаморфозы для достижения дальней цели - выхода на сушу. Основные или ключевые ароморфозы

кистеперых - это образование легкого и локомоторных конечностей. Остальное всё - побочное. Кистеперые даже не успели сменить хрящи позвоночника на кости! Я полагаю, что в этом кроется еще один ключ к разгадке филогенетических событий. В §7.3 мы уже “ поиграли в кубики ” и увидели что получается если их уложить не так “ в пространстве ” . Продолжим эту игру и посмотрим что получится если их уложить не в той последовательности “ во времени ” . Двоякодышащие имеют легкие, они даже могут переходить на мочевину в качестве конечного продукта азотного обмена. (Протоптер во время спячки в сезон засухи образует мочевину, которая может к концу периода спячки составлять 1...2% от массы его тела(!). Просто удивительно как он не “ утопает ” в таком количестве токсина! А во время активного периода протоптер опять переходит на выведение из своего организма азота в виде аммиака.) Но двоякодышащие поспешили, и не развили сильных локомоторных конечностей. Прогрессивные признаки, нацеленные на существование на суше, но сложенные не в том порядке и в результате двоякодышащие не вышли на сушу, а так и остались рыбами.

Амфибии тоже задышали легкими и дополнительно всей поверхностью тела, причем газообмен через кожу, который у амфибий может составлять более половины всего газообмена, т.е. эффективнее, чем легочное дыхание(!), происходит ведь тоже только на суше, а не в воде. Амфибии даже приобрели локомоторные конечности (кстати, у некоторых вымерших видов шести- и даже восьми-, а не пяти- палые, что также указывает на определенный сбой в программе) но задышали не так, а, главное, как и двоякодышащие, не перешли репродуцироваться на сушу. Именно это было фатальной ошибкой. Она повлекла отказ от внутриутробного вынашивания, или, в другом варианте, от откладывания яиц. Она не дала возможности развить дополнительные “ сухопутные ” эмбриональные оболочки, на выбор: амнион, хорион, алантоис, скорлупу. Она же заставила отказаться от не нужного им теперь запаса влаги в яйце. В результате - амфибии, также, кстати, как и двоякодышащие - протоптер и лепидосирен, стали на стадии личинки отращивать четыре пары ветвистых наружных жабер. Четыре - заколдованное число, те же четыре пары внутренних жабер, как у высших рыб. Амфибии, как и высшие рыбы, не имея возможности широкомасштабной экспансии в другую среду, развили все свои органы и системы, (всё что смогли, что не запретило генерализационное правило запрета Луи Долло (см.§7.3.)) для обитания в водной и околоводной среде. Оптимизировали их и довели до совершенства, и теперь гордо именуются высшими представителями своего таксона.

(Здесь я еще раз хочу привлечь внимание к §7.6, к этим удивительным личинкам амфибий и двоякодышащих, с наружными жабрами, и это только подумать - у рыб наружные жабры! И попросить возможного оппонента объяснить появление у двоякодышащих признаков эволюционно следующего таксона, не привлекая, конечно, для объяснения теорию генерализации.)

Т.е. была нарушена логика правильной последовательности проявления признаков, ведущих к наземному существованию. В чем она должна заключаться? Перенесемся еще раз мысленно в силур. Для первых обитателей суши, растений, червей и насекомых, это была целина в исконном значении этого слова. Биопродуктивность суши асимптотически приближалась к нулю. Но для рыб это было уже не так. Они, по сравнению с беспозвоночными, несколько задержались, что вполне понятно - количество метаморфоз, освоенных ими неизмеримо больше. Даже произведенные генерализационно, т.е. по готовым шаблонам, они потребовали значительного времени. Зато рыб, уже частично земно-водных, ждала привлекательная кормовая база. Видимо, также как когда-то в силуре, кормятся сейчас илистые прыгуны и обитающие в мангровых зарослях бычки-шкиперы.

Следующий важный шаг - размножение на суше. Давайте поразмыслим, насколько это было логично: вода уже освоена и там масса желающих съесть высококалорийную икру. На суше икру есть еще было некому. Как эдиакарские “ стеганые коврики ” не сохранили следов укусов, в связи с отсутствием в венде зубастых хищников в море, так и та икра была в безопасности в связи с отсутствием в силуре хищников на суше. Что надо было для этого сделать? Развить прочную оболочку, например, амнион, для защиты от высыхания и для защиты от червей и прочих - они хоть и не хищники, но все же... Это раз. А два - это увеличить яйцо (это уже яйцо, а не икра!) в размерах, чтобы “ влить ” в него запас воды и чтобы вышедший из него детеныш был полностью сформирован и был достаточно крупный и сильный, чтобы преодолеть расстояние от места кладки до воды. Рыба, осуществившая это первой, снесла поистине золотое яйцо для всех наземных позвоночных. С него началась настоящая экспансия на сушу. В известной сказке «снесла курочка яичко не простое, а золотое». Быль часто оказывается удивительнее и фантастичнее любой сказки: снесла рыбка яичко...

Мое заявление в §7.6. о рыбе несущей яйца было, возможно, несколько скандально. Но теперь §7.8 и давайте рассудим - так ли уж это бредово? Действительно, кладка рыбой яиц выглядит очень логично, даже без связи с дальней целью выхода на сушу. Просто - очень целесообразно. А сложно ли было это осуществить? По сравнению с тем, что уже рыбы осуществили - сущий пустяк. Яйца, ах простите - икру, в твердой оболочке мечут современные икромечущие карпозубые. Кстати говоря, цель та же - развитие (инкубация) икры в торфе и иле пересохшего водоема в период засухи, а оболочка икры столь прочна, что выдерживает даже поступь слона! Малек выходит из икринки полностью сформировавшимся, как взрослая особь, а оболочка отбрасывается как скорлупа. (см. §7.6.) Ньюфаундлендская мойва, во время прилива массово выбрасывается на берег с прибойной волной с единственной целью – отметать икру в грунт, где она будет недоступна для водных “ нахлебников ” . Такое решение приводит в восторг чаек и прочих рыбоядных, и множество рыб ими поедается, однако своей цели мойва достигает, и об эффективности такого метода размножения даже сейчас, когда суша уже давно освоена, свидетельствует обилие в океане самой мойвы, что хорошо заметно даже на наших базарах. (Так же размножаются и похожие на корюшек калифорнийские лаурестесы.) Латимерия, эта огромная рыбина весом в центнер, мечет всего лишь около двадцати икринок, зато каких - размером с апельсин, т.е. эта кистеперая рыба вполне могла откладывать свою икру как яйца на сушу. Возможно, она раньше так и делала, а сейчас икринки у современных латимерий развиваются в теле самки, так что на свет появляются уже молодые рыбки. Слитночерепные, принадлежащие к отряду химерообразных, близкому к кистеперым, откладывают крупные яйца, заключенные в роговые капсулы. Нужны еще аргументы?

У современных позвоночных живорождение и откладка яиц происходит через тазовую кость, что требует ее некоторого увеличения и разворота. Нет причин сомневаться, что так же откладывали яйца и древние позвоночные. Возможно в этом и кроется причина столь разного крепления передних и задних локомоторных конечностей к позвоночнику. Действительно, почему сзади мы все имеем столь внушительную кость - таз, а спереди (вверху) такой мощной кости нет? Ведь на самом деле должно было бы быть наоборот. Ведь первое вылезшее на берег существо имело центр тяжести очень близко расположенный к огромной рыбьей голове. И если бы оно метало икру в воду, а не откладывало яйца, то и крепление задних конечностей придумало бы себе попроще. А еще, передние конечности не должны мешать вентиляции легких в грудной клетке, что и привело к их особому креплению посредством ключиц и лопаток.

Отложенную “ яйцо-икру ” следовало все же как-то прикрыть растениями или прикопать илом, для чего у рыбки должны были развиться коготки, или что-то подобное. Т.е. конечности еще на стадии кистеперых должны были развиваться как многофункциональные.

Соображения о коготках у рыбы представлялись мне совершенно безнадежными в плане их подтверждения. Но неожиданно в интернете я обнаружил сообщение о находке следов древней кистеперой рыбы, на которых отчетливо видны отпечатки трех коготков. Скажите, какая эволюционная теория может объяснить рыбьи коготки?!

Не в состоянии эволюционные теории, т.е. теории плавного, непрерывного развития объяснить ароморфное или сальтационное - дискретное, скачкообразное развитие жизни, то , что наблюдается на самом деле.

Примеры вариантов эволюционного развития без направляющего воздействия генерализационного фактора, мы уже рассматривали. Это представители двух типов, или подтипов, что в сущности одно и то же - оболочников и погонофор. Я бы назвал такую эволюционную стратегию паразитизмом внешним. Похожая судьба - эволюционный регресс, ожидает и паразитов внутренних - глистов, гельминтов и пр. В более гуманном варианте эволюция может предложить некое устойчивое, а, по сути - застойное состояние. Показательным примером чему являются сообщества черных курильщиков. А в самом роскошном варианте эволюция сможет обеспечить мутационное разнообразие на уровне низших таксонов. Канонический пример такого видового разнообразия - Дарвиновские вьюрки. Это один крайний вариант. С этим вариантом уже поработано и “ накопано ” всё что можно и даже нельзя... Другой крайний вариант - проявление приобретенной генной генерализационной программы. Причем верное последовательное проявление как по времени, т.е. в нужный момент сложившихся экологических условий и в очередности, так и по месту, т.е. в пространстве. Именно такое развитие приводит к появлению новых прогрессивных и доминантных классов и типов. Результаты такого развития мы, собственно изучаем в учебных и научно популярных биологических изданиях. Внес свою скромную лепту в эти учебные описания и я, и показал, что на самом деле ведущую роль здесь играет совершенно иной фактор... Этапы реализации программы, этой матрицы развития не всегда могут носить характер целесообразности (см.§7.4.), а потому от этих “ реализаторов ” трудно ожидать повсеместного и доминантного распространения. Несмотря на проявление в филогенезе цельного, сформированного признака, процесс развития вряд ли будет одномоментным, а займет некоторое время, необходимое для переподстройки морфологии и смежных структур организма, в соответствии с законом корреляции*. Всё это будет дополнительно угнетать представителей генерального направления развития и только по реализации программы, приобретя совершенные адаптационные органы и системы, животное займет основные экологические ниши и разрастется пушистым древом эволюционного мутационного разнообразия. А в палеонтологической летописи его остатки появятся как бы вдруг, ниоткуда.

*Закон корреляции (взаимосвязи): при изменении одних органов, меняется вслед за ними или одновременно, и большинство остальных. Например, при увеличении емкости легких, согласно В. Рамнеру, должна измениться работа щитовидной железы и строение (толщина, слизистость) кожи.

Между этими двумя крайними вариантами лежит вся область возможностей реализации смешанных и промежуточных вариантов. При наличии неполной программы организмы могут достаточно быстро реализовать один или несколько новых прогрессивных признаков и временно занять главенствующее положение в природе. При сбое в реализации программы получается то, что наше компьютеризированное поколение называет глюком, т.е. зависанием компьютера, т.е. остановкой. Глюканувший организм, так же как и компьютер, не отвечает на запросы системы - внешней среды, и вывести его из такого состояния часто бывает возможно только одним способом - отключением от сети питания, - исключением из списка живущих, - вымиранием.

Такие варианты развития не должны привести к образованию нового крупного таксона, и ничего интересного в их исследовании ждать вроде бы не приходится. Однако здесь можно поискать ответ на вопрос об отсутствии в палеонтологической летописи переходных форм. Объяснить проблему пытаются тем, что ведущую роль в развитии жизни играло скачкообразное (сальтационное) а не постепенное видообразование. По мнению Стегния В.Н. отсутствие переходных форм и разрывы в палеонтологической летописи, помимо сальтационного принципа, определяются еще и тем, что палеонтологи сопоставляют экземпляры массовых видов, а эволюционными потенциями обладают только локальные, эндемичные виды. Другими словами палеонтологи ищут на роль переходных форм устоявшиеся и процветающие виды. Успешность таких попыток мы уже рассматривали в предыдущих главах...

Вернемся к нашей химерной земно-водной рыбке, откладывающей на суше золотые яйца. Она “ набрана ” из прогрессивных и атавистических признаков. А что собственно представляет собой атавизм, по сути? Атавизм, если это истинный атавизм, т.е. старый орган, доставшийся от далеких предков, это, по смыслу совершенное приспособление или орган, предназначенный для существования в старых условиях и ставший не нужен - бесполезен или даже вреден для существования в условиях новых. Атавизм можно разделить на два вида: метаплазию, когда старый орган, который будет генерализовано или эволюционно переделан в другой – новый, для обслуживания новых нужд, новых функций организма. Это своего рода конструктор, рассмотренные нами кубики - например, пять жаберных опор акулы, которые млекопитающие и рептилии использовали каждый по-своему. Метаплазия - это атавизм первого рода. А атавизм второго рода, это старый орган, который не будет использован для генерализованного конструирования, а потому подлежащий редуцированию, но который еще не успел полностью выбраковаться санирующим эволюционным воздействием. Атавизм второго рода очень сходен с рудиментированием.

На основании атавизмов первого рода достаточно быстро, в геологическом, разумеется, а не в антропном масштабе, как раз и должен состояться этот прогресс. Т.е. что мы имеем? “ химерновидное ” существо переходной формы, мало распространенное в силу этой своей особенности. И почти одномоментно с ним - зрелое, адаптированное существо. Логически вызревшая переходная форма может легко затеряться, а будучи даже найденной, как я уже указывал, очень запросто может быть интерпретирована как остатки двух (трех? четырех?) организмов случайно захороненных вместе.

Кроме того, продолжает существовать и прародительская форма со старым, не генерализованным генным набором. Очень занятная ситуация, не правда ли? Но и это еще не все. Главная путаница в другом. Вы не заметили, что часто палеонтологи выстраивают эволюционную (генерализационную?) лестницу видов, в теории очень логичную и убедительную, а на практике, т.е. находки остатков древних видов демонстрируют картину резко отличную. Все это целиком можно отнести и к моим теоретическим построениям. В чем же здесь дело? И вот здесь следует вспомнить обо всех возможных вариантах сбоев цельной, полной программы и проявлении единичных признаков неполных программ. А ведь их неисчислимое множество! Отнюдь не все они исчезнут безвозвратно. Это, к примеру, двоякодышащие рыбы; это и вариации амфибий, которые оказались даже очень успешными в некоторых экологических нишах; это и дожившие до наших дней кистеперые. Почему латимерия не реализовала свою генную программу и не вылезла на сушу?! Долго не мог найти ответа на этот вопрос и я. Казалось бы вот упрек и сильнейший аргумент против всех моих построений. Есть и еще один вопрос к латимерии: зачем у нее третья пара конечностей? И еще: откуда она взялась и куда, в дальнейшем у всех тетрапод делись? (Тетраподы - четырехногие, а таковы все без исключения сухопутные организмы, и амфибии здесь не исключение; змеи, кстати, тоже, т.к. они просто потеряли тетраподность в процессе своего филогенеза). А ведь эта третья пара явно локомоторных конечностей, но расположена так, что ею не воспользуешься ни в воде, ни на суше. И что еще интересно, создается такое впечатление, что латимерия уже когда-то жила на суше. Уж очень большой у нее набор сухопутных качеств. Даже когда латимерия плывет, ударяя парными плавниками, они работают не синхронно, как у других рыб, а попеременно, подобно ногам наземных четвероногих: левый, правый грудной и правый брюшной, а потом наоборот. Кстати, так же работают плавники и у двоякодышащих рыб.

Ответ на вопрос напрашивается сам собой - третья пара локомоторных конечностей у латимерии - пример того самого сбоя в генной программе. Этот глюк остановил развитие латимерии, не позволил ей выбраться на сушу, не от нее произошли наземные животные, но зато она сумела дожить до наших дней в неизменном виде. Эти глюки не есть приоритет только позвоночных (хордовых) но они же наблюдаются и у беспозвоночных: крабу лимулусу полифемусу уже 360млн. лет. Сбой в его программе очевиден: набор из девяти глаз, причем пять из них под панцирем. Это очень интересная тема и можно привести еще много примеров персистенции, вызванной сбоем в генной генерализационной программе.

Вот и получается, ищем одни кости, а находим другие. А потом еще, в довершение всего, вылавливаем таких вот реликтов. Вот и выходит, что промежуточных форм либо нет, либо они вовсе не те, и не те что предсказываются, и не те что на самом деле. И это в том случае, когда есть одна прямая филогенетическая линия предок > потомок. А представляете насколько все запутаннее, когда есть разветвление одной рыбки на линии млекопитающих и рептилий, да еще побочная и ярко выраженная линия амфибий? Это известный парадокс познания: видимость и сущность часто расходятся – не совпадают. Очень сложно “схватить за бороду” конечную истину.

Эти парадоксы и недоразумения приводят к тому, что еще и сейчас в основании многих филогенетических линий часто можно встретить гипотетического предка основателя линии. Яркий тому пример - гипотетическая, целиком реконструированная птица-ящер, остатки которой страстно желают найти палеонтологи. Гипотетически построенные предки выводятся из развивающихся “ полу-признаков ” . А обнаруживаемые остатки живших существ имеют “ полу-наборы ” признаков, как старых архаичных, так и новых прогрессивных. Попробуйте предложить этому факту какое-либо эволюционное объяснение.

И вот что еще здесь существенно: при объяснении пятипалости приводятся разумные аргументы функциональности: уменьшение числа пальцев приводит к снижению эффективности хватательных функций конечности. Увеличение же числа пальцев требует увеличения числа управляющих мышц, и нервной системы, управляющей мышцами пальцев, это требует, в свою очередь, уменьшения объема ресурсов на другие части организма. А это нарушает гармонию организма в целом, а, следовательно, и его возможность выживания. Правда, возникают “ непонятки ” по поводу сверхпятипалости древних амфибий. А самый любопытный вопрос: тетраподные конечности были сформированы еще на стадии кистеперой рыбы и сформированы как опорные и локомоторные, но вот зачем рыбе хватательная конечность? Объяснить это вряд ли удастся, если не привлекать для этого необходимость строительства кладки яиц.

Похожие аргументы приводятся для объяснения тетраподизации. Здесь также возникают недоуменные вопросы: а как же объяснить три пары конечностей насекомых и четыре пары конечностей хелицеровых? Это уже не вспоминая бессчетное количество локомоторных, хватательных и пр. конечностей ракообразных, не вспоминая других членистоногих, не вспоминая головоногих моллюсков, пяти лучевых иглокожих и т.д. Т.е. тетраподизация выглядит скорее исключением, чем логическим правилом. И ведь ничего, животные вполне справляются со своими обильными по количеству конечностями и мозги их при этом не очень перенапрягаются. А ведь многие из перечисленных относятся к несколько умственно отсталым. Ну да ладно. Главное, что в этих объяснениях подменяются ответ на один вопрос, ответом на вопрос совершенно иной. А именно: отвечая на вопрос почему, мы им подменяем ответ на вопрос как. Действительно, ведь оттого, что животному будет выгодно отращивать четыре лапы с пятью хватательными фалангами на них, еще вовсе автоматически не следует, что именно так обязательно и произойдет в результате спорадических мутаций. Теория генерализации, в отличие от теории эволюции отвечает на оба вопроса, и почему, и как.

Какие все же огромные сложности приходится преодолевать при описании филогении, и как они увеличиваются при несводимости линий к одному предку! Общепринятая ранее линия рыба > амфибия > рептилия > млекопитающее, сейчас выглядит крайне сомнительной. Очень показательно современное представление о филогении амфибий. В отличие от старого представления, что амфибии происходят монофилетически от кистеперых рыб, уже найдены три группы кистеперых: Porolepiformes, давшие хвостатых амфибий, Osteolepiformes, давшие бесхвостых амфибий и Coelacanthiformes, сохранившиеся до настоящего времени. Класс амфибий оказывается, как минимум, дифилетическим, и по давности разделения бесхвостые филогенетически более удалены от хвостатых, чем от всех амниот. Другой любопытный вывод сделан в отношении двоякодышащих рыб, которые, как оказалось, стоят совсем в стороне от наземных форм, несмотря на целый комплекс независимых черт строения, указывающих как будто на родство с амфибиями: легкие, строение кровеносной системы, сходство в расположении костей черепа, внутренние ноздри, бисериальные плавники, наружные жабры личинок. Наконец, две современные группы круглоротых рыб - миноги и миксины, оказывается, имеют самостоятельные древнейшие корни, как это давно защищал Л.С. Берг.

Как мы уже увидели, есть как минимум и еще одна линия, ведущая от кистеперых к наземным, истинно наземным существам - млекопитающим и рептилиям. Каким образом продолжалось развитие этой линии? По академической версии к рептилиям и от них уже далее к млекопитающим. В предисловии я уже утверждал, что академическая наука склонна ошибаться. Вот вам пример из филогении позвоночных, т.е. из той области, которую мы сейчас рассматриваем: сейчас считается, что круглоротые произошли от панцирных рыб, а еще совсем недавно считалось, что это было наоборот. Так все же, могли ли млекопитающие произойти от рептилий?

Предки двух этих линий совершенно по-разному метаморфизировали доставшуюся им в наследство рыбью чешую, что напрямую связано с совершенно разной стратегией экспансии в новые условия существования. Апофеоз этих стратегий выразился в различных конечных продуктах азотного обмена. Нет, явно линия млекопитающих никак не может быть принята в роле кандидатов, принявших эстафету от рептилий. Да и предковые формы этих двух линий появляются приблизительно в одно время. И тут делается “ ход конем ” - пеликозавров и терапсид относят к рептилиям, как будто дело лишь в названии. Да, и те и другие еще не были маммалиями в исконном значении этого слова. Но они были маммализированы генерализационной программой, и ничего другого от них уже в принципе произойти не могло. Так же как от “ рептилиевизированных ” завроморфов.

На явную невыводимость млекопитающих от рептилий указывают и костные - остеологические различия. У всех млекопитающих, уже вымерших и живущих в наше время, по обе стороны нижней челюсти - только одна зубная кость. И у всех млекопитающих, вымерших или живущих сейчас, по три слуховых или ушных кости: молоточек, наковальня и стремя. Некоторые вымершие рептилии отличаются от нынешних количеством и величиной костей нижней челюсти. Но у каждой рептилии, вымерла она или живет сейчас - в нижней челюсти, по крайней мере, четыре кости, и только одна ушная, стремя. И два эти, самые основные остеологические различия между рептилиями и млекопитающими никогда не были представлены переходными формами, у которых были бы две или три челюстных кости, или две ушных. Другими словами, разведение жаберных опор по различным адресатам должно было произойти еще на той стадии, когда они (жаберные опоры) были атавизмами первого, а не второго рода. Когда старый и уже не нужный орган дыхания мог быть еще использован в качестве “ кубиков для конструирования ” . Т.е. на стадии рыбы, земно-водной рыбы, той самой, которая отложила “ золотое яичко ” . И ни о каком последующем перетаскивании косточек изо рта в ухо не может быть и речи. Ни одного такого примера двойного перетаскивания органа туда-сюда в процессе филогенеза мы не наблюдаем. Что и понятно, ведь это запрещает принцип запрета Луи Долло. Еще на некоторые важные различия указал Т. Гексли. У млекопитающих есть два затылочных мыщелка, которыми череп сочленяется с позвоночником, а у рептилий с птицами только один. Самыми серьезными Гексли счел различия в строении кровеносной системы: у амфибий имеются две дуги аорты - правая и левая, у рептилий и птиц сохраняется только правая дуга, а у млекопитающих - только левая. То есть вывести маммальную кровеносную систему из рептилийной, где левая дуга уже редуцирована, принципиально невозможно. На этом основании он заключил, что предками млекопитающих не могут быть рептилии, по крайней мере, ныне живущие, и маммалии должны вести свое происхождение не от них, а как он считал, прямо от амфибий. Т.е. разделение линий рептилий и млекопитающих должно было произойти не позднее стадии амфибий – по Гексли, а в нашем, более жестком варианте, не позднее стадии кистеперых, у которых уже имелось в зачатке два круга кровообращения с перегородкой в сердечной мышце, которую “ довели до ума ” рептилии и млекопитающие тоже несколько по-разному. Млекопитающие разделили два круга кровообращения в сердце герметично, а рептилии “ наглухо ” разделили только предсердия, а желудочек так и остался с неполной перегородкой.

Различия в строении кровеносной системы, видимо, следует несколько уточнить. Так, в предсердии у двоякодышащих, произошедших от кистеперых, присутствует неполная перегородка, продолжающаяся и в желудочке. Венозная кровь, поступающая от органов тела, попадает в правую половину предсердия и в правую половину желудочка, а кровь, поступающая из легкого, – в левую часть сердца. Потом насыщенная кислородом “ легочная ” кровь попадает в основном в те сосуды, которые ведут через жабры к голове и органам тела, а кровь из правой части сердца, также пройдя через жабры, в значительной степени попадает в сосуд, ведущий к легкому. И хотя бедная и богатая кислородом кровь частично смешиваются и в сердце, и в сосудах, все же можно говорить о зачатках у двоякодышащих рыб двух кругов кровообращения. Появление легких у тетрапод привело к возникновению двух кругов кровообращения; при этом правая сторона сердца становится “ венозной ” , а левая – “ артериальной ” . У амфибий сердце трехкамерное - два предсердия и желудочек; у рептилий (формально!) тоже трехкамерное, но в желудочке возникает неполная продольная перегородка, делящая его на “ венозную ” и “ артериальную ” половины. В ходе дальнейшей эволюции перегородка становится полной, а сердце - четырехкамерным (хотя у крокодилов с птицами и у млекопитающих это происходит по-разному). У амфибий же кислород приносят в сердце вены, идущие не только от легких (малый круг), но и от кожи (большой круг), и потому создавать какую-либо перегородку между правой и левой половинами желудочка бессмысленно, а кровь в сердце всегда будет смешанной - артериально-венозной. Т.е. не освободив от дыхательных функций кожу, невозможно изолировать друг от друга большой и малый круги кровообращения и отделить венозную кровь от артериальной, а, кстати, пока кровь не разделена на артериальную и венозную, уровень энергетического обмена организма будет принципиально невысоким. Но ведь уже на стадии рыб образуется два круга кровообращения! Это лишний раз свидетельствует о побочности и тупиковости линии амфибий.

Млекопитающие эволюционно (генерализационно!) находятся ближе к воде, чем рептилии. И количество метаморфоз на пути к выходу на сушу им предстояло преодолеть меньше. Поэтому синапсиды – предмаммально ориентированные рыбо-звери возникли раньше, чем диапсиды – рыбо-ящеры. И очень ожидаемы свойства синапсид с их “ корявыми ” лапами. И сушей синапсиды завладели раньше, и стремление их на эту самую сушу вполне понятно (см. предыдущий параграф). Но что же могло гнать на сушу кроме млекопитающих еще и рептилий?

Рассмотренный в предыдущем параграфе тепло-планетный вариант, тоже ведь не исключает экспансии на сушу. Правда мотивация может выглядеть несколько слабее, но все же, попробуем представить, как это могло происходить первоначально на планете. Изначально, беспозвоночные, гонимые прессом успешных хищников – рыб, были вытеснены в прибрежную отливно-приливную зону, и там получили некоторую передышку. Однако далее и рыбы, прессингуя друг с другом, также выбрались на сушу, и там обнаружили новую и вполне привлекательную кормовую базу. Первые выбравшиеся не испытывали столь жесткой как в воде конкуренции и их удачные сухопутные признаки должны были быть закреплены в потомстве. А далее, на следующем космологическом цикле, без сомнения реализованы. Реализация этого варианта сухопутности не всегда могла оказаться самой удачной, в чем мы у себя на Земле убеждаемся.

Это мы рассмотрели некоторый идеализированный тепло-планетный вариант. Конечно, реальные условия на конкретной планете будут отличаться своими особенностями, но тенденции побудившие к формированию рептилийной линии, все же должны будут проявляться. Для исследования нам пока доступна лишь одна планета, и что же мы на ней обнаруживаем? Сейчас, т.е. в кайнозойскую эру, практически отсутствуют рептилии, относящиеся к консументам первого рода (растительноядные). Большая часть современных рептилий харчуется насекомыми и другими беспозвоночными, некоторые жрут друг друга, а представители наиболее молодых таксонов, например змеи – апофеоз плотоядности, подъедают еще и мелких млекопитающих. Наиболее древние рептилии были также в основном насекомоядными, и лишь в мезозое, когда рептилии достигли расцвета и целиком заняли доминантный размерный класс, они заполнили все пищевые ниши, образовав как хищные, так и растительноядные виды. Птицы – вершина рептилийного царства, также в основном насекомоядны, но доминируя в воздушном пространстве, смогли образовать также и хищные, и растительноядные виды. Правда растительноядность у птиц носит чаще всего сезонный характер, потребляются при этом в основном генеративные части растений – семена, пыльца и подобное, и никогда птицы не образовывали травоядные виды. Т.е. тенденция, основной мотив, побуждавший к наземной жизни, просматривается достаточно четко.

Линия млекопитающих не столь однозначно обусловлена только одним этим побуждающим фактором, потому и грызуны, и травоядные типа копытных и кенгуру формируются именно в этой линии. И первыми хищными, в смысле - плотоядными, а не насекомоядными наземными существами также были млекопитающие. Уже пеликозавры были ориентированы на питание крупной добычей, о чем свидетельствуют их мощные клыки и непропорционально большая голова. Тем интереснее то обстоятельство, что уже на этой стадии маммализации были освоены и другие кормовые ресурсы - многие пеликозавры переходят к растительноядности, и это был первый опыт фитофагии среди наземных позвоночных. Рептилии все эти формы, в устойчивом виде, смогли развить только на стадии птиц.

Для выхода на сушу жаркой и засушливой планеты рептилиям необходимо было пройти значительно более серьезную подготовку. Здесь основным мотивом является экономия воды. Отсюда и сухость покровов, и доведение азотного обмена до кристалликов мочевой кислоты. Рептилийно ориентированная земно-водная рыбка, должна была пройти более длинный и долгий путь метаморфоз еще в воде. В жарком и сухом климате жабры быстро пересохнут и послипаются. Для того чтобы начать бегать по прибрежной зоне в поисках еды, надо было полностью отказаться от жабр и перейти на легочное дыхание. Голова такой рыбки, освобожденная от дыхательной функции, может значительно уменьшиться в размерах. Освобожденные жаберные дуги – атавизмы первого рода, были быстро перетащены в ротовую полость и приспособлены для главной тенденции сухопутности – питания. А слух в воде мало информативен, потому-то в органы слуха у рептилий попала всего одна косточка из пяти, а четыре остальные составили челюсть. Млекопитающие эволюционно (генерализационно!) раньше освоившие сушу поступили наоборот, и это очень логично и целесообразно, ведь на суше слух очень помогает ориентироваться в пространстве. Недаром так поступили все три подкласса млекопитающих – сумчатые, плацентарные и однопроходные (яйцекладущие). Это вызвало быстрый прогресс органов слуха млекопитающих, чувствительности и разрешающей способности по частотам и диапазону частот.

Имея цефализированную – уменьшенную голову, рептилии могли и передние конечности перенести ближе к центру тела и дальше от облегченной головы. Поэтому плечевой пояс “ уплыл ” у рептилий от головы дальше. Кстати это еще одна причина различия в креплении задних и передних конечностей и невозможности образования кости типа тазовой для крепления передних локомоторных конечностей. Современные рептилии имеют всего на один шейный позвонок больше, чем млекопитающие (см. табл. 4.), но это скорее говорит о том, что современные млекопитающие немного догнали рептилий в процессе цефализации, а рептилийные длинношеие формы типа диплодоков и прочих ящеротазовых, и плезиозавров (72 шейных позвонка!) успели исчезнуть.

Однако вернемся к нашему гипотетическому земно-водному рыбо-ящеру. Его локомоторные конечности за время своего длительного развития смогут принять более эффективное и целесообразное расположение снизу, а не по бокам туловища, и на сушу выйдет более успешно локомотирующий и более юркий зверек. А ведь именно так и было. Да и теперь еще млекопитающие гораздо легче и быстрее движутся по прямой вперед, но зато движение вбок и “ задний ход ” освоены ими гораздо хуже. Рептилии в такого рода упражнениях обычно более проворны.

Что еще можно сказать про нашего рыбо-ящера? Наземно ориентированные локомоторные конечности станут не только непригодны для перемещения в воде, а будут создавать еще и довольно ощутимое дополнительное сопротивление; маленькая, выдвинутая вперед голова, не слитная с туловищем, не будет эффективно рассекать водные потоки; туловище, сухое и покрытое сухопутной рептилийной чешуей не оставит места для крепления спинного, анального и др. плавников, и само по себе должно быть сухопутно ориентированным, т.е. иметь мышцы, пригодные для наземного существования а не перемещения в водной среде. Но ведь по определению это еще хотя-бы частично водное существо, а в воде полно рыб – успешных хищников. “ Разборки ” с ними неминуемы. Как быть, как защищаться и передвигаться во время пребывания в воде?

Рыба, водяная а не земно-водная рыба, для перемещения использует волнообразные движения всего тела, а не только хвоста, вопреки мнению обывателя. Для поддержания равновесия, не забываем, что плавательный пузырь находится у рыбы ниже центра тяжести, или точнее центра “ плавучести ” , да и прочие органы наземно ориентированы, так вот для устойчивости в воде, остойчивости – есть такой лодочный термин, обозначающий способность держаться по курсу, и пр. ориентации, рыба оснащена множеством парных и непарных плавников. Тело рыбы хорошо обтекаемо. Для рыбо-ящера остается только один орган и для локомоции, и для поддержания равновесия – это хвост. Он должен стать мощным и гипертрофированным. (Именно хвостом, плотно прижав к телу лапки, локомотируют в воде и современные рептилии, как хищные – крокодилы, так и “ водорослеядные ” морские галапагосские игуаны.) Если мы попытаемся теперь представить получившееся существо, то более всего оно окажется похожим на тритона, но только всего закованного в бронежилет чешуи. Отдаленно это существо может напоминать игуану, т.е. маленького крокодила.

Столь крупный и явно генерализованно развитый хвост должен для рептилийной линии быть очень характерен. И действительно, посмотрим на фотографии и рисунки рептилий, как ныне здравствующих, так и вымерших – они все хвостаты! Даже мезозойские двуногие чудовища имели огромный хвост, который они использовали для балансировки и дополнительной опоры. Потенциальные жертвы этих чудищ часто отращивали на хвосте костные пластины и шипы, которые, вполне возможно, были еще и ядовиты. (Для сравнения попробуйте представить корову или кролика с шипами на хвосте.) Даже те рептилии, которым хвост “ що п'яте колесо до возу ” обладают огромным, роскошным хвостом. К примеру, ящерицы, освоившие автотомию – отбрасывание хвоста в критических ситуациях, отращивают его вновь и в прежних размерах. Зачем?!

Рептилиям проще редуцировать конечности, даже отказаться от них вовсе, как это сделали змеи и безногие ящерицы, чем отказаться от хвоста. Генерализация – очень мощный фактор, освободится от ее воздействия очень тяжело.

Но может это только лишь кажется и хвост – это атрибут наземного существования? А как обстоит дело у других наземных позвоночных – млекопитающих? Выйдя на сушу раньше, с еще довольно крупной - рыбьей, слабо цефализированной головой, с не до конца “ осухопутившимися ” конечностями и прочим еще во многом рыбьим телом, возможно, сохранившим еще атавистические плавники, например, спинной – будущий роскошный гребень пеликозавров (атавизм первого рода), земно-водная рыба-зверь в отличие от рыбо-ящера могла худо-бедно локомотировать в воде всем телом. И рассмотрим теперь результат этой линии развития – современных млекопитающих. У многих хвост редуцирован до куцых заячьих размеров, либо утерян вовсе. У крыс он хоть и длинный, но совершенно тонкий, у коат – паукообразных обезьян он хоть и приспособлен для захвата за ветки, но даже у них не обладает рептилийными размерами.

Как уже указывалось, есть разные филетические линии кистеперых, от которых произошли хвостатые и бесхвостые амфибии. На мой взгляд, хвостатые амфибии являются тупиковым, “ слепым ” уходом в сторону из рептилийной линии, а бесхвостые – из маммальной. Это пока только некие смутные догадки, убедительных доказательств этому, я считаю, пока не нашел. Но все же, посмотрите на хорошо развитый хвост хвостатых амфибий и на все их удлиненное “ ящерицевидное ” рептилийноподобное тело. Барабанной полости и барабанной перепонки у хвостатых амфибий нет, а у бесхвостых барабанная перепонка есть, есть, также, внутреннее и среднее ухо. Лобные и теменные кости черепа у хвостатых не слиты, а у бесхвостых образуют полную лобно-теменную кость. У хвостатых ключица отсутствует, а у бесхвостых она есть. Хвостатым присущ длинный желудок, соответствующий форме туловища, а их кишечник образует петли и слегка закручен спиралью. У бесхвостых желудок изогнут, так что его задний отдел ориентирован приблизительно поперек позвоночника, как у многих млекопитающих, а кишечник свернут клубком. Если эта моя догадка подтвердится, то окажется, что рептилийная и маммальная филетические линии разошлись еще на стадии кистеперых рыб.

Температурный режим планеты приведет к тому, что рептилиям, в отличие от млекопитающих, не будет нужды осваивать настоящую, активную гомойотермность. Природа не любит излишеств. Зачем вырабатывать избыток тепла, когда на планете и так жарко? Но иметь температуру тела постоянной очень удобно, и рептилии осваивают пассивную или инерциальную гомойотермность. Стало холодно – погрелся на солнышке, жарко – уполз в тенек или нырнул в воду. Из-за этого внутренняя, соматическая “ энерговооруженность ” рептилий будет меньше чем у млекопитающих. Отсюда и отказ от внутриутробного вынашивания потомства – энергозатраты и затраты воды велики, да и отходов в виде плаценты, пуповины, околоплодных вод и пр. очень много. А, главное, зачем, ведь греть потомство нет нужды – на планете ведь жарко. Потомство, да и себя, обремененную такой ношей, придется охлаждать, а это значительно сложнее. Гораздо проще устроить в укромном месте кладку, позаботившись об оптимизации ее теплового режима. А пассивная гомойотермность, конечно же, допускает большой температурный диапазон, в котором может происходить нормальное развитие. Непроизводительные отходы в яйце меньше, значит, общая масса и / или количество потомства, произведенного одной самкой за один репродукционный цикл, может быть больше и размножаться она сможет чаще. А от выкармливания из-за потери непосредственной связи матери с потомством, в большинстве случаев, необходимо будет отказаться. Сухая, ороговевшая чешуей кожа не является главной причиной этого, точнее непреодолимой причиной. Сумели же ее преодолеть птицы. Секреторные выделения, в принципе, могут производиться и между чешуек, вспомним дискуса (см. гл. ). Да и сами чешуйки могут топорщиться как, например, у “ взъерошенного ” пляйфери ( Panchypanchax playfairi ). Да и млекопитающие вовсе не все имеют функциональные метаморфизированные железы для выкармливания потомства, ехидны, к примеру, выделяют питательные вещества целым участком поверхности кожи.

И опять-таки “ кстати о птичках ” , в очередной уже раз. Ведь в мезозое рептилии летали! Вот описание типичного птерозавра – птеродактиля: чрезвычайно длинный пятый палец передних конечностей состоял из четырех суставов. Между ним и костями предплечья была натянута кожистая перепонка, при помощи которой они летали. Первый палец был сильно редуцирован а второй, третий и четвертый были обычных размеров и имели когти. Когти были и на задних конечностях. Летающие ящеры имели легкие трубчатые кости. Череп был достаточно большой, вытянутый и заостренный. У старых ящеров кости черепа срастались и тогда их черепа становились подобными черепам птиц. Межчелюстная кость иногда разрасталась в вытянутый беззубый клюв. Хребет состоял из 8 шейных, 10-15 грудных, 4-10 крестцовых и 10-40 хвостовых позвонков. (Сравните с данными табл.4) Грудная кость была широкой и имела высокий киль. Лопатки были длинными, тазовые кости сросшимися. Однако не от них произошли птицы, это уже не отрицается. Да и пресловутый археоптерикс тоже ведь не “ первоптица ” – крыло у него растет от мизинца, как и у птерозавров, а не от указательного пальца, как у птиц. Неужели это его качество никто не видит?

И чем вам птеродактиль не птица, все свойства в “ джентльменском наборе ”, за исключением одного, визуально самого важного – нет перьев. А зачем они птеродактилю? В мезозое тепло, даже жарко – классический теплопланетный вариант. Одеться в термоизоляцию рептилия могла не раньше конца мезозоя, когда стало холоднее. Но т.к. чешуя уже не та, что была у рыбо-зверя, то и отрастить шерсть не удалось. Вот и получились “ облущенные ” чешуйки – перья. Вы скажете, что на шерсти так не полетишь как на пере, что она слишком мягка, чтобы служить опорой при полете? Ну да, а вспомните китовый ус, он жестче чем перо, недаром великосветские дамы делали корсеты именно из него. Но об этом еще впереди, в гл.8. Здесь же отметим, что выработав в холодном климате настоящую, активную гомойотермность, рептилии стали птицами, имеющими температуру тела выше, чем у млекопитающих. А все потому, что рептилии изначально жители более теплых краев, привычные к более высокой температуре. И только в холодном климате у рептилий, наконец, изменилась форма тела и стала больше похожей в поперечном сечении на круг, как и у млекопитающих, а не на вытянутый эллипс, как у мезозойских рептилий. (Ну это, надеюсь, понятно, чем больше поверхность тела, тем эффективнее теплообмен, а в холодном климате логично иметь поверхность тела минимальной, т.е. быть максимально более круглым.) По этой же причине птенцы не могут согреться сами, особенно гнездовые. Но и выводковые тоже – понаблюдайте, с какой охотой бегут цыплята погреться под мамкой-наседкой. Новорожденные маммалии, изначально приспособленные к более суровым условиям, в состоянии согреться самостоятельно. И по этой же причине – изначальной адаптации к теплой планете, птицам не удалось освоить гетеротермность для впадения в зимнюю спячку. От холода они спасаются бегством – перелетом в теплые края. ” Холодно-планетным ” маммалиям улетать было некуда – поэтому даже крылатые млекопитающие не мигрируют, а впадают на зиму в спячку.

В классическом (академическом) варианте прежде всего именно эти признаки – гомойотермность и наличие перьев являются классификационными. Т.е. теми, которые позволяют выделять обладателей этих свойств в отдельный таксон. С точки зрения генерализации, релевантность этих признаков сомнительна. Активная гомойотермность в природе не нова. Следовательно, птицы могли ее позаимствовать онковирусным путем. Пухо-перьевой покров, хотя и нов, но, все же, возник метаморфизировано из рептилийных чешуек. Т.е. как из рассмотренного ранее “ набора кубиков для конструирования ” . То же относится и к птичьему клюву, возникшему из удлиненных челюстных костей. Если я утверждаю что класс птиц возник эволюционным, а не как большинство других классов - генерализационным путем, то при этом полагается, что у них должны быть признаки, которые не были запрограммированы заранее, т.е. в этом конкретном случае, на стадии рыб. Т.е. такие признаки, которые отличают птиц от всех позвоночных вообще. Т.е. уникальные и характерные только для птиц признаки. Те органы, которые не имеют филогенетических предшественников. В этом аспекте перо, возникшее, вполне возможно, эволюционным путем, не является убедительным примером. Киль у птиц, также, вполне возможно, возникший эволюционным путем, относится к этому же разряду – ведь он был и у птерозавров, а сейчас есть у летучих мышей. Значительно убедительнее выглядят уникальные птичьи легкие. Их уникальная системная организация – как прямоточный, а не концевой орган, как у всех остальных дышащих атмосферным кислородом; и возникшие непонятно из чего воздушные мешки. А еще убедительнее выглядит парная кожная копчиковая железа, не имеющая филогенетического предшественника, ведь у рептилий кожные железы отсутствуют. А у птиц невесть из чего формируется столь крупная и мощно функционирующая железа. Да еще и парная – как молочные железы, семенники, глаза и многое другое жизненно важное. Именно парная копчиковая железа, обслуживающая потребности возникшего у птиц перьевого покрова, так же, как обслуживают кожные сальные железы потребности шерстяного покрова у маммалий, является наиболее релевантным птичьим таксономическим признаком, подтверждающим их эволюционное, а не генерализационное происхождение. То же можно сказать и про совершенно уникальную ювенильную фабрициеву сумку – важную часть иммунной системы. И хотя у взрослых птиц, за исключением нанду, она редуцируется – что весьма странно, и объяснения этого явления в литературе я не обнаружил, все же сам факт появления уникального, а, стало быть, не заданного генерализационно органа, также подтверждает сугубо эволюционное появление класса птиц. На второе место я бы поставил легочные воздушные мешки, и только после них перо, клюв и киль, а на самое последнее место – гомойотермность, гомогаметность самцов и гетерогаметность самок. А удивительное развитие центральной ямки глаза (у хищных их даже две!) с обилием колбочек, в результате чего птицы обладают очень острым зрением, можно не учитывать вовсе как таксономический признак, т.к. это чисто количественное изменение не переросшее в качественное.

Сколько и каких уникальных признаков должно быть у возникшего эволюционным путем класса? Теория генерализации не может дать ответ на подобный вопрос, т.к. он выходит за ее рамки. Единственно что может сделать теория – это предположить, что такой признак будет. Хотя бы один. Но количество таковых – это относится к разряду гадания. Еще что может предсказать теория – это то, что эволюционный путь развития будет значительно длиннее, чем генерализационный. Что видно на примере птиц и покрытосеменных растений. Кроме того, эволюционный путь возникновения класса не будет носить предзаданности, предопределенности т.к. соответствующая генная программа отсутствует. Стало быть реакция на внешние условия, будь то климатические, пищевые или какие-либо другие изменения будет не столь скорой. Основное время здесь уйдет на “ попадание в цель ” макромутацией, а не на переподстройку морфологии и функций организма после “ макрогенерализации ” . Но об этом уже было сказано. Но реакция будет еще и разовой! Действительно, при отсутствии постоянно и неоднократно проявляющейся программы, единственной движущей силой развития остаются спорадические мутации. То, что возникло единожды не обязательно будет повторено, по-крайней мере, в том же самом виде. В этом то и будет заключаться уникальность образовавшегося таксона. При этом, процесс не оставит после себя рассмотренных тупиков, глюков и прочих “ остатков ” и “ непоследовательностей ” генерализации. Не будет наблюдаться и персистентов, ведь они плотно примыкают к вектору генерализации (см. рис. 4б). Тем не менее, начавшись, весь процесс должен произойти достаточно быстро как это и характерно для всех эволюционных процессов. Новые организмы, с одним или очень малым количеством новых признаков, значительно быстрее пройдут сквозь сито естественного отбора, чем реализующие более обширный набор нового генерализационные новаторы. Это достаточно очевидно хотя бы даже с точки зрения теории вероятности – набор всех мыслимых вариантов меньше, значит и количество особей для его реализации и апробации на практике, т.е. в реальных условиях жизни, также требуется меньший. Отбор будет еще и достаточно жестким, о чем (и именно об этом!) уже не раз говорилось в академической литературе. И т.о. переходных форм, например столь страстно разыскиваемой первоптицы, не будет, что создаст интересную картину - незначительные отличия от исходной “ однокоренной ” формы наряду с явно обнаруживаемым филогенетическим провалом.

Очень показательна и палеонтологическая история рыб. И хотя выход рыб на сушу был очень сложен и драматичен, по теории генерализации даже драматичнее, чем по академической версии, но т.к. рыбы как таксон, были генерализированы – предопределены для выхода на сушу, оставшиеся в воде рыбы, как я их уже называл – мученики генерализационного процесса, должны были приспосабливаться к существованию в изначально чуждой им стихии, эволюционными методами. Но у оставшихся в воде рыб отсутствовали побудительные, подстегивающие их к метаморфозам, факторы: температурный режим и летающая кормовая база. Потому и те рыбы, которых мы сейчас называем высшими, в связи с редкостной таксономической путаницей у рыб, уточняю, что имею сейчас в виду, например, карповых и цихлид (окуней), образовались очень поздно, тогда, когда по земле уже давно бродили не только амфибии и рептилии, но и настоящие маммалии и даже уже вили гнезда настоящие птицы; и признаков, позволяющих уверенно выделить высших рыб в отдельный от других рыб класс, не приобрели еще. Поэтому и академическая наука значительно убежденней ведет себя в отношении птичьей таксономии и значительно менее последовательно в отношении таксономии рыбьей. Хотя должно было бы быть наоборот! Ведь у рыб было значительно больше времени для “ самоопределения ” .

Оставленные без генерализационного присмотра рыбы, как высшие, так и более простые, имеют наибольшее количество вариантов репродукции среди хордовых. Этот факт вполне ожидаем, (вспомним §7.6.), ведь все рыбы – это тупики, “ остатки ” , и “ непоследовательности ” генерализации. Поэтому у них и сохранился, сохранился как реликт, а не развился весь этот ворох репродуктивных вариаций. Кстати говоря, это еще один веский аргумент в пользу развития К, а не ОТ. Мы просто уже привыкли и не задумываемся над тем, что наибольшее разнообразие проявляется на наиболее ранних ступенях развития жизни, а ведь в классическом варианте должно было бы быть как раз наоборот!

И дело не только в репродуктивном разнообразии, хотя то, что у самок рептилий и маммалий продолжают функционировать те же родовые пути, что и у акул, впечатляет. Дело в том, что уже у хрящевых, кроме акул это еще и скаты, имеется почти всё, что необходимо для наземного существования. Именно наземного, а не водного. Более того, часто это те органы, те признаки, характерные для линии от хрящевых рыб до земно-водной рыбки, и рептилий и маммалий, от которых столь длительно и с таким трудом избавлялись высшие костные рыбы. Мы уже не раз рассматривали рыб, но некоторые факты не грех повторить опять. Это “ переподключение ” в кровеносную систему четвертой жаберной дуги и парного (!) плавательного пузыря, в связи с чем отпала необходимость в трехкамерном сердце, как у двоякодышащих. Возможно, это была наиболее сложная метаморфоза. Видимо, легче дался отказ от многощелевого акульего дыхательного аппарата, уменьшение количества от пяти жаберных перегородок до четырех жаберных дуг и укрытие их под общей, эффективно функционирующей жаберной крышкой. А вот наземно ориентированное “ кульбитирование ” (см. рис.5), свершившееся еще на стадии до хрящевых рыб, высшим рыбам исправить уже не суждено, и они так с ним и продолжают мучаться. Менее убедительно выглядят в этом аспекте мочеточники, которые открываются у акул и двоякодышащих в клоаку, которая есть и у всех тетрапод, за исключением плацентарных млекопитающих, в то время как в воде такой орган явно излишен, и у высших рыб мочеточники открываются наружу, т.е. прямо в воду. От также наземно ориентированной чешуи, рыбы не стали отказываться и используют ее, хотя и без особого успеха, по “ прямому назначению ”, а не как наземные тетраподы. Многие высшие рыбы продвинули брюшные плавники далеко вперед, некоторые даже спереди от грудных. Хрящевые и прочие рыбы, грудные плавники которых должны были стать впоследствии передними локомоторными конечностями, а брюшные – задними, позволить себе такую гетеротопию конечно же не могли.

Есть еще масса других любопытных фактов. Маммалии, за исключением приматов, цвета не различают. А дневные птицы и большинство рептилий обладают такой способностью. Но роскошью цветового зрения наслаждаются уже рыбы! Все рыбы! Как интересно, цветовое зрение возникает уже у рыб, после чего почти все амфибии его теряют, чтобы опять обрести его на стадии рептилий и, если следовать эволюционной теории, опять утерять его на стадии маммалий, и вновь развить только у приматов! Еще более любопытное образование – это центральная ямка в глазу, содержащая большое количество колбочек, является наиболее чувствительной областью сетчатки и позволяет развить очень острое зрение. Это весьма эффективное образование и оно обнаружено только у высших тетрапод: у маммалий только у приматов, у рептилий – только у некоторых ящериц, а наибольшего развития они достигли у птиц, особенно у хищных. Но центральные ямки есть и у некоторых рыб! Понятно, что канюку, парящему высоко в небе жизненно важно иметь острое зрение, чтобы увидеть притаившуюся в траве мышь, пустельге необходимо рассмотреть жуков и других насекомых, но зачем столь острое зрение рыбе, что ей необходимо рассматривать в воде, видимость в которой весьма ограничена? На фоне этих фактов не столь впечатляет тип аккомодации глаза у рыб – посредством изменения кривизны хрусталика, как и у наземных тетрапод, а не посредством изменения его расстояния до сетчатки (как в старых фотоаппаратах). Но ведь это также наземное приспособление, позволяющее регулировать зрение в большем диапазоне расстояний, что необходимо в условиях лучшей видимости в воздухе. В воде вполне можно обойтись более простой аккомодацией посредством перемещения, а не искривления хрусталика, так, как это делают водно, а не наземно ориентированные головоногие. Как вообще рыбе удалось практически с нуля, если сравнивать с филогенетическими предками, развить столь совершенный глаз? Особенно, учитывая, что гораздо важнее для ориентации в воде иметь развитое обоняние. (Множество современных рыб обходится вовсе без зрения. Но это уже вторичное приспособление, кстати, чаще всего у высших рыб – например, известная слепая рыбка, Anoptichthys jordani , относящаяся к семейству харациновых ( Characidae) , отряд карпообразные (Cypriniformes) .) И у рыб действительно обоняние очень хорошее – канонический пример это лосось, безошибочно находящий с помощью обоняние родное нерестилище. Хеморецепторы рыб представляют собой U -образные трубочки, в которых расположены органы обоняния – своеобразные ноздри, которым в дальнейшем у тетрапод суждено стать носом, находятся у рыб прямо перед глазами, хотя они и не имеют никакого отношения к дыханию. Если бы они (хеморецепторы) развивались у рыб сугубо эволюционным путем, то они с равной вероятностью могли бы оказаться в любом другом месте, как, например это произошло у рыб с боковой линией. У насекомых, в жизни которых обоняние также играет исключительно важную роль и потому развито очень хорошо, а у многих является ведущим органом чувств, обонятельные хеморецепторы могут находиться практически где угодно – во рту, на антеннах и даже на лапках. Тетрапода, в том числе и ты о человек, произошедший эволюционным путем от такой рыбки, с хеморецептором в виде носа, на правой задней лапке или на кончиках ушей удивил бы не только Дарвина.

Если кого-то не убедил этот перечень наземно ориентированной генерализации, (хотя как иначе можно объяснить столь особое подключение кровеносных сосудов, “ кульбитирование ”, наземное зрение, да и весь полный набор явно выглядящий не случайным! ну да ладно), если кого-то все же он не убедил, то напоследок я приберег явно “ убойный ” аргумент – мигательная перепонка в акульем глазу, которая служит для смачивания и очистки глаз у наземных тетрапод. Ничем иным, как преждевременным проявлением генерализационной генной программы это объяснить нельзя. Возможно, именно этот сбой, вкупе с отсутствием плавательного пузыря, как раз и был той фатальностью, в результате которой акулы так и остались рыбами и не вышли на сушу. Так же как и “ сбойные ” двоякодышащие и латимерия с ее третьей парой локомоторных конечностей.

И все же костные рыбы стали высшими – т.е. расселились по морям и рекам и заняли в них доминирующее положение. Возможно, причиной тому отсутствие достойной генерализационной альтернативы, а также своего рода адаптационная пластичность организмов находящихся в начале своего филогенетического пути от кольчатых червей к тетраподам. Ну и не надо забывать, что эти метаморфозы заняли ни с чем более несравнимо большой промежуток времени!

Вне рамок теории генерализации столь примечательные факты объяснения не найдут!

***

В последних двух параграфах была построена филогения хордовых на планете Земля. Построения велись в рамках теории генерализации, но зиждились на логике, а теория лишь подсказывала, давала ви дение проблемы. По ходу рассмотрения делалась сверка получаемой структуры с действительными фактами. И в результате выявилось не только полное соответствие теоретических построений с практически наблюдаемым в природе, но и были объяснены многие странности, или, скажем мягче, особенности строения целого ряда существ.

Попытаемся представить полученную филогению визуально. Мы имеем главный, генеральный вектор развития: кольчецы > полухордовые > хордовые, акулы или нечто подобное > кистеперые > земно-водные рыбки. На какой-то из двух последних ступеней, а они, по сути, мало различимы, произошло разделение на две линии – рептилийную и маммальную. На каждой стадии этой филогении присутствует не менее одного бокового ответвления, эволюционно регрессного ответвления и тупикового персинстирующего ответвления. Причем если боковые ответвления условно направлены вверх, в направлении прогресса и усложнения, то эволюционно регрессивные ответвления, в таком случае будут направлены вниз. Полученная структура более всего напоминает двухсторонний гребень. От рис.4б, с которого мы начинали путь к теории он ничем принципиально не отличается. Просто на рисунке я, для простоты, не отобразил тенденции эволюционного регресса и считаю, что поступил при этом совершенно честно, ведь и на соседнем рисунке 4.а я поступил точно также. Эти многочисленные боковые и тупиковые ответвления создают очень ветвистое филогенетическое древо развития жизни, что очень мешает увидеть генеральный вектор развития К: к млекопитающим; к рептилиям.

Точно такой же рис.4 будет характеризовать развитие жизни (по крайней мере нашего типа, нашего белкового варианта жизни) и на любой другой планете на каждом космологическом цикле в период стационарности. Возникающие генерализационным путем таксоны будут иметь целый ряд общих свойств, причем наиболее важных, “ таксоноопределяющих ”. Так, например, тип хордовых везде будет характеризоваться “ позвоночностью ”- внутренним скелетом и специфическими органами зрения, билатеральной симметрией и “ кульбитированным ” телом, тетраподностью. Класс млекопитающих – активной гомойотермностью и шерстяным покровом, развитыми кожными железами и лактационным вскармливанием потомства, мочевиной в качестве конечного продукта азотного обмена.

С другой стороны, возникающие генерализационным путем таксоны не будут иметь уникальных свойств, отличающих их от предшествующих таксонов. Так у млекопитающих и рептилий нет ничего принципиально нового, чего бы природа не успела опробовать на стадии рыб, кольчецов или головоногих.

При реализации (актуализации) предопределенных генерализационных потенций, на вектор генерализации будет накладываться эволюционный фактор – мутации. В случае удачного интегрирования мутаций на уровне генерализационного классо- и типообразования, на каждой конкретной планете, как раз и появится несколько филетических линий одного таксона. Т.о. на определяющую тенденцию К, будут наложены свои специфические особенности, обусловленные как климатическими и другими постоянно воздействующими условиями, так и случайными – спорадическими генными сбоями. Т.е. к основным – определяющим таксономическим признакам, будут добавлены дополнительные эволюционные признаки: размеры, характер питания и локомоции, продолжительность жизни и годовых и суточных циклов.

Классы, возникшие исключительно эволюционным путем, будут сводимы к одному предку, и будут иметь ряд, перечисленных в этом параграфе, особенностей.

После всего описанного, после раскрытия нового взгляда на филогению хордовых, законно спросить: «а закончилась ли история хордовых? Венчают ли птицы рептилийную линию, а плацентарные и / или сумчатые – маммальную?» Возникают серьезные подозрения, что да, в целом филогенетическая история хордовых исчерпана. С анатомической и физиологической точки зрения наземные позвоночные животные практически исчерпали возможности эволюционного развития. Все органы и у млекопитающих, и у рептилий в принципе такие же. Прогресс в развитии заключался только во все большем совершенствовании уже существовавших органов. Нет ничего принципиально нового, с чем бы природа не поэкспериментировала еще на стадии рыб. Т.е. все генерализационные потенции успели проявиться уже очень давно. Некоторые к месту и ко времени, некоторые некстати, но сразу же, как только их стало возможно реализовать в принципе. Уже к концу палеозоя было реализовано в успешно функционирующих организмах всё, что мы имеем в наличии и в мезозое и сейчас, в кайнозое. Есть только одно небольшое исключение – это своеобразная “ прямоточная ” дыхательная система птиц. Причем пока не совсем понятно, зачем птицам эта сложная система воздушных мешков, занимающая 15% объема тела. (У млекопитающих легкие занимают 6,3% объема тела.) Единственно что, возможно, позволяет эта система птицам – это эффективно осуществлять газообмен на больших высотах – в условиях разреженного воздуха. Не исключено, что эта система – Земное, эволюционное достижение птиц.

С точки зрения генерализации, признаком окончания развития филогенетической линии служит отсутствие не реализованной генной программы. Другими словами, в интронах позвоночных не должно содержаться новой, свежей информации. И при пробуждении этих молчащих участков могут появиться лишь признаки уже “ побывавшие в употреблении ”. Например, зубы у птиц. Т.е. атавизмы второго рода. А атавизмы первого рода должны отсутствовать – “ конструктор из кубиков ” должен был уже весь “ побывать в сборке ” .

Очень похоже на то, что именно так и есть.

 


Философский клуб "Минерва" 07.2001.

Хостинг от uCoz