вход

хроника

клуб

корзина

мейл

к.т.н. И.Кунчуров, И.Срибный
sribny@i.com.ua

 

Творческое наследие Грегори Бейтсона

 

Оглавление


Часть I. Философские концепции

1. Грегори Бейтсон и его философские концепции.................2
2. Мифология. Другие концепции Г.Бейтсона.........................6
3. Металоги.............................................................................9
4. Вопросы и выводы.............................................................18

Часть II. Опыт творческого мышления

5. Основные элементы модели мышления Г.Бейтсона............20
5.1. Стремление к целостному, конструктивному
мышлению на основе осознанного мистицизма...............22
5.2. Приоритетное значение паттернов общечеловеческих ценностей цивилизации и отношений или "от Версаля до кибернетики"................28
5.3. Понимание проблемы в ее контексте или "двойное
послание" как фактор возникновения шизофрении........32
5.4. Формализация описания на основе аналогий............40
5.5. Выявление и устранение эпистемологических
ошибок как основа улучшения мышления.......................42
5.5.1. Эпистемология и онтология...........................42
5.5.2. Эпистемологические ошибки..........................46
5.5.3. Эпистемология с позиций
кибернетического подхода.......................................48
5.6. Системная полнота уровней анализа
или экология...................................................................55
5.6.1. Причины возникновения
экологического кризиса...........................................55
5.6.2. Меры по сохранению здоровой экологии
цивилизации..........................................................59
Литература.............................................................................63

Часть I. Философские концепции

1. Грегори Бейтсон и его философские концепции

Грегори Бейтсон (1904 - 1980) - выдающийся англо-американский философ, этнограф и этолог. В [1] приведена подборка статей 1935 - 1971 г.г. из его книги "Steps to an Ecology of Mind". Г.Бейтсон пишет: "Давая название данному сборнику статей и лекций, мы стремились точно определить его содержание. Статьи, относящиеся к американскому отрезку в тридцать пять лет, собраны вместе, чтобы предложить новый способ думать об идеях и о тех агрегатах идей, которые я называю "разумами" ("minds"). Этот способ думать я называю "экологией разума", или экологией идей. Это наука, которая пока еще не существует в виде организованной совокупности теорий или знания" (1, с. 25).
Сам Г.Бейтсон определяет сферу своих научных интересов и содержание книги так: "В широком смысле я занимался четырьмя видами вопросов: антропологией, психиатрией, биологической эволюцией и генетикой, а также новой эпистемологией, возникающей из теории систем и экологии" (1, с. 22 - 23). При этом понятие предмета экологии понимается в самом широком смысле. Г.Бейтсон пишет: "Экология в самом широком смысле изучает взаимодействие и выживание идей и программ (т.е. различий, комплексов различий и т.д.) в контурах" (1, с. 449). Он так же сообщает: "Эта книга - работа по построению моста между фактами жизни и поведения и тем, что мы сегодня знаем о природе паттерна и порядка" (1, с. 34). При этом: "Паттерн можно определить как такую совокупность событий или объектов, которая до некоторой степени позволяет такое угадывание, когда совокупность целиком для исследования недоступна" (1, с. 371).
Возникает вопрос: какие "гиганты прошлого" были его предшественниками и вдохновляли его интеллектуальную деятельность? Г.Бейтсон дает следующий ответ: "Своим личным вдохновением я во многом обязан людям, которые на протяжении последних 200 лет поддерживали жизнь в идее единства разума и тела. Это Ламарк - несчастный старый, слепой основатель теории эволюции (...); Уильям Блейк - поэт и художник, который видел "через свои глаза, а не ими" и больше любого другого знал, что значит быть человеческим существом; Самюэль Батлер - самый способный критик дарвиновской эволюции и первый, кто начал анализировать шизофреногенную семью; Р.Дж.Коллингвуд, первым распознавший и в кристальной прозе проанализировавший природу контекста" (1, с. 22). К вдохновившим его людям вслед за Робином Джорджем Коллингвудом, эпистемологические воззрения которого рассмотрены в [3], Грегори Бейтсон также относит Уильяма Бейтсона, своего отца, генетика, "который в 1894 году был определенно готов к восприятию кибернетических идей" (1, с. 22). Г.Бейтсону от отца "передалась его мечтания, а также вдохновляющий их мистицизм", который, хорошо это или плохо, он назвал "наукой" (1, с. 106). Естественно, что среди тех, на кого ссылается Г.Бейтсон - такие известные мистики Запада, жившие в ХХ в., как Олдос Хаксли и Уолт Уитмен (1, с. 159).
Как же сегодня видится Грегори Бейтсон? Вот что пишет о нем Фритольф Капра в известной книге "Уроки Мудрости" (М., Киев, 1996), где Г.Бейтсону посвящена отдельная глава: "Будущие историки сочтут Грегори Бейтсона одним из наиболее влиятельных мыслителей нашего времени. Уникальность его мышления связана с широтой и обобщенностью. Во времена, характеризующиеся разделением и специализацией, Г.Бейтсон противопоставил основным предпосылкам и методам различных наук поиск паттернов, лежащих за паттернами, и процессов, лежащих в основе структур. Он заявил, что отношения должны стать основой всех определений; его основная цель состояла в обнаружении принципов организации во всех явлениях, которые он наблюдал, "связующего паттерна", как он называл его" (1, с. 10; цит. по статье: Д.Я.Федотов, М.П.Папуш "Переводя Бейтсона").
Г.Бейтсона продолжают читать именно потому, что он думал как о методе, так и о предмете; как о форме очков (эпистемология), так и о сложности мира (онтология), на который через них смотрят. В предисловии к книге Г.Бейтсона А.М.Эткинд верно замечает: "Не произнося проповедей о междисциплинарности, он переходил границы между науками; не употребляя формул, он внес решающий вклад в перевод науки о поведении на язык компьютерной эры" (1, с. 8).
Марк Энгел, бывший студент Г.Бейтсона, помогавший подбирать ему статьи к [1] пишет: "Центральная идея этой книги состоит в том, что мы сами создаем воспринимаемый мир; это происходит не потому, вне наших голов не существует никакой реальности (война в Индокитае действительно ошибка; мы действительно разрушаем нашу экосистему и, следовательно, самих себя, верим мы в это или нет), а потому что мы подвергаем селекции и редактируем видимую реальность, чтобы привести ее в соответствие с нашими верованиями относительно того мира, в котором живем. Например, человек, считающий, что мировые ресурсы бесконечны, либо полагающий, что если что-то хорошо, то еще больше этого "чего-то" будет еще лучше, не сможет увидеть своих ошибок, поскольку не станет искать никаких доказательств" (1, с. 17).
"Чтобы человек смог изменить свои базовые верования, определяющие восприятие (Г.Бейтсон называет их эпистемологическими предпосылками), он сначала должен осознать, что реальность не обязательно совпадает с его верованиями. Узнавать об этом нелегко и неудобно, и большинству людей в истории, вероятно, удалось избежать таких мыслей" (1, с. 17).
Приняв правильный тезис "карта - не территория!" добавив банальное: "и у каждого она своя" и абсолютизировав их, ряд западных философов ХХ в., тем не менее, сделали из этого неправильные выводы и заблудились в тоннелях реальности. Из этого положения, как полагают, имеется как минимум два выхода.
Первый - это обращение к религии и принятие всего самого существенного на веру. Одни пробуют даосизм. "Другие, - как пишет М.Энгел, - выбирают различные версии индуизма, буддизма и даже христианства. Смутные времена всегда порождают толпы мессий-самозванцев. Некоторые примыкают к радикальным идеологическим течениям скорее по религиозным, чем по политическим причинам. Кого-то это может удовлетворить, хотя существует опасность впасть в сатанизм. Однако я думаю, что тот, кто выбирает готовые системы верований, теряет шанс на подлинно творческое мышление, а возможно, ничто меньшее нас не спасет" (1, с. 18). Чтобы понять, ответ, который дает Г.Бейтсон, нужно учесть следующее.
Он полагает, что в основе всех наших проблем лежит плохое мышление. Единственным лекарством против него является улучшение мышления. Поэтому второй путь, состоящий в творческом осмыслении вещей (в противоположность принятию всего главного на веру) более труден. Среди главных причин этих трудностей - то влияние, которое в странах Запада оказывают консервативные религиозные идеологии; другой причиной является то, что система современного образования ориентирует человека скорее на получение знаний, чем на развитие мышления. М.Энгел пишет: "Мы считаем, что в этом виновата наша так называемая система образования, которая кажется специально придуманной для того, чтобы не позволить своим жертвам научиться думать (сам Г.Бейтсон не останавливается на этом и анализирует и другие причины - А.). Нас хотят убедить в том, что мышление - это то, что ты делаешь, когда читаешь учебник. Кроме того, чтобы научиться думать, нужно иметь учителя, который сам умеет думать" (1, с. 18). По М.Энгелу таким учителем и является Г.Бейтсон, в центре мысли которого была экология разума. А.М.Эткинд дает ей следующее определение: "Экология разума есть работа по прояснению жизни посредством нашего, а не чьего-нибудь ума. Воздух, которым дышат интеллектуалы, создается их целенаправленной работой, ими же потребляется или целенаправленно портится" (1, с. 9).
Будучи более философом, чем психотерапевтом, Г.Бейтсон не создавал своей психотерапевтической школы. И все же его считают своим учителем основатели таких современных психотерапевтических подходов, как: краткосрочная психотерапия школы Пало-Альто (Д.Джексон, П.Вацлавик, Дж.Уикленд и др.); стратегическая психотерапия (Дж.Хейли); миланская школа системной семейной терапии (М.С.Палаццоли, Л.Боскола, Г.Чеччин и др.); "анти-психиатрия" (Р.Д.Лэинг); нейролингвистическое программирование" (Р.Бэндлер, Дж.Гриндер, Р.Дилс и др.) (1, с. 11).
Как утверждают Д.Я.Федотов и М.П.Папуш, благодаря Г.Бейтсону в психиатрии "в качестве "пациента" для семейной терапии "стал выступать не сам индивид, демонстрирующий те или иные нарушения, а вся семья. Психопатологическая симптоматика стала рассматриваться как функция сети внутрисемейной коммуникации" (1, с. 11).
Используя подход теории сложных систем, Г.Бейтсон в последние десятилетия своей жизни, опираясь на свои энциклопедические знания, разрабатывал науку о живом, принципиально переосмысливая традиционные научные представления о материи и разуме, важнейшей способностью которого философ считал переработку информации. Д.Я.Федотов, М.П.Папуш пишут: "Он доказывал, что разум (с учетом сделанного замечания - А.) имманентен всему живому, образуя неразрывное единство с неживой природой. Этой теме посвящены его главные работы"... (1, с. 12).

2. Мифология. Другие концепции Г.Бейтсона
Излагая вопрос возникновения конструктивного мышления, Г.Бейтсон использует библейскую мифологию. Он пишет: "Позвольте рассказать вам миф. Некогда был Сад. В нем обитали многие сотни видов "вероятно, это было в субтропиках", жившие среди плодородия и равновесия на обильных почвах, и т.д. В этом саду были два антропоида, которые были умнее остальных животных.
На одном из деревьев был плод. Он был очень высоко, и две обезьяны не могли его достать. Тогда они начали думать. Вот это была ошибка. Они начали думать о цели.
Вскоре обезьяна мужского пола, которую звали Адам, пошла и принесла пустой ящик. Она положила его под дерево, встала на него, но по-прежнему не смогла дотянуться до плода. Тогда она принесла еще один ящик и положила его на первый. Затем она забралась на два ящика и наконец достала яблоко.
Адам и Ева почти опьянели от возбуждения. Вот способ делать дела: составь план, сделай А, В, С - и получишь D. [(В другом месте Г.Бейтсон пишет: "Целевая аргументация стремится принимать следующую форму: "D является желательным; В ведет к С; С ведет к D; значит можно достичь D через В и С" (с. 410) - А.].
И они освоили специальность "делать дела по плану". В результате они изгнали из Сада как концепцию его совокупной системной природы, так и концепцию своей собственной системной природы.
После того как они изгнали Бога из Сада, они серьезно занялись своим целенаправленным бизнесом, и очень скоро верхний слой почвы исчез. Далее, когда некоторые виды растений стали "сорняками", а некоторые животные стали "паразитами", Адам обнаружил, что садоводство - это очень тяжелая работа. Ему приходилось добывать хлеб в поте лица своего, и он сказал: "Господь есть Бог ревнитель и мститель. Мне нельзя было есть это яблоко" (с. 400).
История болезни. (Политик). С миф ом об Адаме и Еве, Г.Бейтсон связывает следующее. "Конечно, притча - не информация о человеческом поведении. Это только попытка объяснения. (...) В конце концов, человек действовал в соответствии с тем, что имело для него здравый смысл, а теперь обнаруживает себя среди хаоса. Он не вполне понимает, что вызвало этот хаос, и чувствует, что случилось нечто нечестное. Он по-прежнему не видит себя частью той системы, в которой существует хаос, и обвиняет либо остальную систему, либо себя. В моей притче Адам соединяет оба вида чепухи: идею "Я согрешил" и идею "Бог мстителен" (с. 401). Так, например политик осознает, что "имеет в своих руках хаос", причина которого, по его ошибочному мнению "либо зловредность других (например, "классовых врагов" - А.), либо его собственные грехи (нравственное несовершенство, начиная с нарушения Декалога - А.), либо какая-то комбинация того и другого (в соответствии с его темпераментом)" (с. 401). Подобно доктору Скиннеру знаменитому персонажу Самюэля Батлера из "Удела всей плоти" (1934), подобные политики сочетают "мудрость голубей с простотой змеи" (с. 402). "Шаг к тому, чтобы осознать и сделать привычным другой вид мышления, чтобы стало естественным думать таким образом, когда берешь стакан воды или рубишь дерево, - такой шаг не прост. Я совершенно серьезно призываю вас не доверять политическим решениям, исходящим от лиц, еще не имеющей этой привычки" (с. 428). Г.Бейтсон также пишет о "мифе власти" следующее: "Говорят, что власть развращает. Я подозреваю, что это чепуха. Правда в том, что развращает идея власти. Быстрее всего власть развращает тех, кто в нее верит, и именно они больше всего ее хотят. Очевидно, что наша демократическая система имеет тенденцию давать власть тем, кто ее жаждет, а тем, кто не жаждет власти она дает все возможности ее не получить. Не слишком удачное положение, учитывая, что власть развращает тех, кто верит в нее и хочет ее" (с. 452).
"Но миф о власти, конечно обладает большой мощностью, и, вероятно, большинство людей в этом мире в большей или меньшей степени верит в него. Это такой миф, который в известной степени становится самоподтверждающимся, если в него верят. Однако он не перестает быть эпистемологическим безумием (ввиду принципа, что часть системы не обладает контроля над целым - А.) и неизбежно ведет к разнообразным катастрофам" (с. 452).
Научное высокомерие и сознательная цель против природы. Исходя из мифа о власти и мифа о контроле части над целым, Г.Бейтсон развивает мысль о причине катастрофы: "Возможно, самой важной катастрофой периода индустриальной революции было огромное увеличение научного высокомерия. Мы открыли, как делать поезда и другие машины. Мы узнали, как класть один ящик на другой, чтобы достать то яблоко. Западный человек стал видеть себя автократом с полной властью над вселенной, состоящей из физики и химии. Биологические феномены должны были в конечном счете стать объектами контроля, подобно процессам в пробирке. Эволюция стала историей того, как организмы выучили новые трюки для контроля над окружающей средой, а трюки человека были лучше трюков любых других существ. Однако сейчас эта высокомерная научная философия устарела. Ее место заняло открытие, что человек - только часть большой системы, а часть никогда не может контролировать целое" (с. 402).
"Тем не менее, возможно, что лекарство от болезни под названием "сознательная цель" лежит в сфере индивидуального" (с. 403). По Г.Бейтсону для решения этой проблемы следует использовать "королевскую дорогу в Бессознательное" (термин З.Фрейда - А.), т.е. в сновидения, "создание или восприятие искусства, поэзию и прочие подобные вещи", а также то лучшее, что есть в религии (с. 403). Более того. "Мы можем сказать, что в творческих искусствах человек должен переживать самого себя - свое совокупное "Я" - как кибернетическую модель" (с. 403). Опыт обращения к психоделикам представляется Г.Бейтсону "сомнительным".
Проблема сознания красоты. Проанализировав связь эстетики и искусства с различными видами воззрений, Г.Бейтсон заключает: "Если то, что я сказал верно, нужно, разумеется, пересмотреть все основания эстетики. Как кажется, мы связываем чувства не только с вычислениями сердца, но также и с вычислениями внешних контуров разума" (с. 430). В результате происходит распознавание и восхищение гармонией креатуры ("благодаря обработке информации, т.е. благодаря мысли", с. 430) внешнего контура разума нашим "собственным" разумом.
Проблема смерти. Из следующего фрагмента хорошо видно отличие между доминирующими идеями современной религиозной западной цивилизации и трезвым взглядом на смерть. Г.Бейтсон пишет: "И наконец, есть смерть. Вполне понятно, что в цивилизации, отделяющей разум от тела, мы должны либо попытаться забыть смерть, либо создать мифологию о выживании трансцендентного разума. Но если разум имманентен не только тем контурам информации, которые расположены внутри тела, но также и внешним контурам, смерть приобретает новый аспект. Тот индивидуальный узел контуров, который я называю своим "Я" теряет свою исключительную драгоценность, поскольку этот узел есть только часто большого разума" (с. 430).
Проблема демократии. "Считается общепризнанным, что суть демократии - это чувство индивидуальной автономии (умственная привычка, связанная с тем, что я назвал "свободой воли"); однако у нас еще нет полной ясности с практическим определением этой "автономии". Какова, например, связь между нею и навязчивым негативизмом? Выказывают или не выказывают ясный демократический дух бензоколонки, отказывающиеся соблюдать комендантский час?" (с. 195).
Отношение к истории. В целом Г.Бейтсон относится к истории иронически, выделяя аспект, связанный с пропагандой. Так в металоге "Что такое инстинкт?" он вкладывает в уста дочери следующее высказывание о сновидении: "Они похожи на те рассказы, которые сочиняют пропагандисты. Они говорят, что это история, но на самом деле это только басни", - и Г.Бейтсон соглашается с этим: "Правильно"... Вместе с тем, как мы видели, он признает значение подлинной истории: исторический факт - "Версаль" является важнейшим в жизни Г.Бейтсона.
Анонимные алкоголики. Г.Бейтсон подробно рассматривает психологические вопросы, связанные с теологическими принципами лечения анонимных алкоголиков (АА), в частности в области соотношения части и целого (с. 352 - 356).
Г.Бейтсон рассматривает и ряд других вопросов, на которых мы остановимся рассматривая его металоги.

3. Металоги
Первый раздел (1, с. 37 - 92) называется "Металоги" и содержит семь "металогических разговоров" Г.Бейтсона с его взрослеющей дочерью. Г.Бейтсон дает им следующее определение: "Металог - это беседа о некотором проблематичном предмете. Эта беседа должна проходить так, чтобы участники не только обсуждали проблему, но и структура беседы как целого была релевантна тому же предмету. Не все представленные здесь беседы соответствуют этому двойному формату" (с. 35).
В "металогических разговорах" Г.Бейтсона выясняются актуальные вопросы, связанные с интригующими названиями металогов: "Почему вещи приходят в беспорядок?" "Почему французы?" "Про игры и серьезность". "Сколько ты знаешь?" "Почему вещи имеют очертания?" "Почему лебедь?" "Что такое инстинкт?"
В первом металоге "Почему вещи приходят в беспорядок?" Г.Бейтсон определяет, что причиной беспорядка является то, что вещи "происходят способом, для которого есть наибольшее число способов" (с. 41), то есть "вещи всегда идут в направлении перепутывания и перемешивания" (с. 41), иначе говоря принимают несоизмеримо большее число состояний (в широком смысле этого слова - А.), чем те, которые отождествляются людьми с "аккуратностью" или "порядком".
Второй металог "Почему французы?" начинается с простого вопроса его дочери почему французы размахивают руками во время разговора? Г.Бейтсон показывает, что невербальная информация имеет важное коммуникативное значение и выполняет функцию, отличную от информации передаваемой вербально. По Г.Бейтсону язык изначально является системой жестов и тонов голоса, поэтому подход к изучению иностранных языков, при котором не осваивается передача невербальной информации не только вызывает ненужные затруднения, но и является ошибочным (с. 46). Ряд идей этого диалога, касающихся важности невербальной информации стали основополагающими для нейролингвистического программирования (NLP), где получили свое дальнейшее развитие.
Третий металог "Про игры и серьезность" выясняет вопросы определение серьезного и несерьезного отношения к чему-либо, важного значения путаницы для прогресса человеческой мысли, соотношения понятий "обман", "идеи игры" и т.д. В нем выясняются различные [логические] правила игр, включая дружеские интеллектуально-логические игры (их примером и являются металоги - А.), в которых играющие выступают на одной стороне - против тех идей, которые опровергают их интеллектуальные построения. Также ставится и более сложный вопрос об изменении правил и правилах поведения между играми, по которым определяются правила игры. Эта игра же подобна самой жизни, "спектаклю", "чья цель состоит в открытии правил и чьи правила всегда изменяются и никогда не поддаются открытию" (с. 52). Интересным является наличие общих точек соприкосновения и идей металога "Про игры и серьезность" с "Игрой в бисер" Германа Гессе.
Четвертый металог "Сколько ты знаешь?" имеет смысл как вопрос: "сколько ты знаешь на самом деле?" В металоге рассматриваются проблемы: что такое знание, каковы способы его измерения, и ряд других.
Среди них заслуживает внимания следующий прелестный анекдот. Г.Бейтсон пишет: "В Англии я знал одного маленького мальчика, который спросил своего отца: "Правда ли что отцы всегда знают больше, чем сыновья?", и отец сказал "да". Тогда он спросил: "Папа, кто изобрел паровую машину?", и отец сказал: "Джеймс Уатт". Тогда сын спросил: "Но почему же ее не изобрел отец Джеймса Уатта?" (с. 53).
Действительно, почему? Ответ Бейтсона заключается в том, что прежде, чем будет изобретено "нечто", кто-то должен изобрести что-то такое, что будет использоваться для изобретения или функционирования этого "нечто". Например, до изобретения паровой машины должна быть изобретена смазка и т.п. (с. 53). Отсюда следует, что знания и идеи как бы "помогают" друг другу.
Что касается игрового тона металогов, то о нем дает представление фрейм четвертого металога. В начале Г.Бейтсон ответ на вопрос дочери о своих знаниях шутливо отвечает, что его знания "тянут на фунт" (с. 53). И уточняя говорит:
О: "Ну, мой мозг весит около двух футов, и я полагаю, я использую его с эффективностью одна четвертая. Давай скажем "половина фунта".
А заканчивается металог так:
Д: "Папа, почему ты не используешь остальные три четверти своего мозга?
О: Ах, да... видишь ли, неприятность в том, что у меня тоже были школьные учителя. И они заполнили туманом около четверти моего мозга. Еще я читал газеты и слушал, что говорят другие люди, и это заполнило туманом еще четверть.
Д: А ще четверть, папа?
О: А это туман, который я создал себе сам, когда пытался думать" (с. 58).
Пятый металог "Почему вещи имеют очертания?" продолжает начатую в третьем металоге тему о путанице, о значении ясного, а не "размазанного" знания и науки, смыслом которой является "вносить в вещи ясность" (с.61). Среди других вопросов, которые рассматриваются в в тесной связи с этим - вопрос о толерантности. Здесь поучителен следующий фрагмент.
О: "Ну, давай поговорим о толерантности. Когда кто-то пытается третировать евреев из-за того, что они убили Христа, я теряю терпение. Я думаю, у этих людей каша в голове и они размазывают все очертания. Ведь евреи не убивали Христа. Это сделали итальянцы.
Д: Правда?
О: Да только тех, кто это сделал, сегодня называют римлянами, а для их потомков у нас есть другое слово. Мы называем их итальянцами. Как видишь, тут есть две путаницы, и вторую путаницу я создал намеренно, чтобы мы могли ее ухватить. Во-первых, есть путаница, когда ложно понимают историю и говорят, что это сделали евреи, а во-вторых есть путаница, когда говорят, что потомки должны отвечать за то, чего их предки не делали. Все это нечистоплотно" (с. 61).
Тем же, у кого возникает сразу вопрос: "А кто же кричал: "Пусть распнут Его!?" (Матф., 27:22), да еще и "Пусть кровь Его падет на нас и на детей наших!" (Матф., 27:26) хорошо было бы (но вряд ли возможно для большинства) понять глубинное значение того факта, что римлянами распят был Иисус, а Сын Божий (или по-еврейски Бар Абба, в Библии - "Варавва"), которого некоторые невежды, возможно, назовут "разбойником" (в действительности же "разбойники" были распяты вместе с Иисусом, "один справа, а другой слева от него" - Матф., 27:38) - помилован и отпущен ("Но первосвященники и старейшины убедили толпу просить за Варраву, а Иисуса предать смерти" - Матф., 27:20).
Металог "Почему вещи имеют очертания?" позволяет сделать вывод, что наиболее ясное понимание какой-либо ситуации (или чего-либо) возможно при незаинтересованном, трезвом, отстраненном взгляде из вне этой ситуации.
Кроме того, в этом металоге Г.Бейтсон на примере игры в крокет из "Алисы в стране чудес" (с фламинго вместо клюшки и ежами вместо мячей) показывает как возникает абсолютная путаница метабеспорядочности и делает вывод, что включение в систему живых существ (их эмоциями, в том числе и человека с его амбициями цели) делает ее непредсказуемой.
О: ...А мы пытаемся создавать законы, словно люди вполне регулярны и предсказуемы.
Д: Или законы создают просто потому, что люди непредсказуемы, а люди, которые создают законы, хотят, чтобы другие люди были предсказуемы.
О: Да, полагаю так (с. 63).
Г.Бейтсон, анализируя в другом месте эту ситуацию, пишет: "Трудности Алисы проистекают из того факта, что она "не понимает" фламинго, т.е. она не имеет системной информации о той "системе", которой она противостоит. Фламинго так же не понимает Алису. Они находятся в ситуации "перекрестных целей". Сравнимая проблема - соединение человека с его биологическим окружением через посредство сознания. Если у сознания отсутствует информация о природе человека, либо если эта информация искажена или неправильно выбрана, тогда весьма вероятно, что это сочетание станет генерировать метабеспорядочную последовательность событий" (с. 409).
Шестой металог "Почему лебедь?" (танцовщица из балета). Сложный металог, начинающийся с рассмотрения понятий типа "что-то вроде..." и переходящий к рассмотрению вопросов метафорических отношений между идеями, а затем - между метафорой и таинством.
О: А еще есть те другие отношения "что-то вроде". Много людей пошло на казнь за утверждение, что хлеб и вино не являются "чем-то вроде" плоти и крови.
И далее:
Д: Ты хотел сказать, что для некоторых людей это есть таинство. Ты имел в виду протестантов?
О: Нет, нет. Я хотел сказать, что если для одних людей хлеб и вино - это только метафора, то для других (для католиков) хлеб и вино - это таинство. Значит, если есть некто, для кого балет - метафора, то могут быть и другие, для кого он подчеркнуто больше, чем метафора, - скорее таинство" (с. 68).
Здесь и далее Г.Бейтсон подчеркивает, что то, что для одних людей является метафорой, для других - таинство. При этом таинства, как и балет, не создается логиками и учеными, а является следствием комбинации совокупности притворно спаянных воедино образов и идей типа "в действительности" и "что-то вроде..." (с. 70).
Седьмой металог "Что такое инстинкт?" является самым крупным из семи (с. 71 - 90). В нем Г.Бейтсон с тонкой иронией и применением парадоксов на примере анализа понятия инстинкта показывает значение объяснительного принципа и раскрывает сложности, связанные с его изучением.
Проанализировав особенности развития современной науки, Г.Бейтсон приходит к выводу, что трудности объяснения понятия "инстинкт" в значительной степени вызваны разновременностью и несоответствиями развития воззрений в различных отраслях науки. Он говорит: "Видишь ли, инстинкты были изобретены (а не "открыты" - А.) тогда, когда никто ничего не знал о генетике, а большая часть современной генетики открыта тогда, когда никто ничего не знал о теории коммуникации. Поэтому вдвойне трудно перевести "инстинкт в современные термины и идеи" (с. 74).
Г.Бейтсон рассматривает само понятие объяснительного принципа как своего рода маркировку "черного ящика", который понимается как обычно временное, "условное соглашение между учеными перестать пытаться объяснить вещи с определенного места" (с. 72). В процессе анализа он также рассматривает такие понятия, как "гипотеза", определяемое как утверждение, которое связывает два другие описательные утверждения (с. 71). В связи с "инстинктом" также рассматриваются понятия "рефлекс", "привычка" "инстинктивная практика" и др. (с. 76-77).
Г.Бейтсон, используя идею "бритвы Оккама" с присущим ему тонким юмором пишет про объяснительный принцип следующее.
О: ...Одна вещь все же ясна: объяснительные принципы не следует умножать сверх необходимости.
Д: Что это значит? Пожалуйста?
О: Это идея, которая стоит за монотеизмом: идею одного большого бога следует предпочесть идее двух маленьких богов.
Д: Бог - объяснительный принцип?
О: О, да. И очень большой. Ты не должна использовать два черных ящика (или два инстинкта) для объяснения того, что мог бы объяснить один черный ящик.
В этом металоге Г.Бейтсона удачно сочетает юмор со стремлением к парадоксам. Так, оригинально обыгрывая далее сочетание идей целостности и разделенности, он снова возвращается к "бритве Оккама", которая неожиданно рассматривается уже с другой стороны:
О: ..."Мысль" должна оставаться частью целого, но вместо этого она самораспространяется и вмешивается во все остальное.
Д: Продолжай.
О: Она разрезает все на куски.
Д: Я не понимаю.
О: Хорошо, первый разрез проходит между объективной вещью и всем остальным. Затем внутри того существа, которое сделано по модели интеллекта, языка и инструментов, естественным образом развивается цель. Инструменты имеют цели, а все, что блокирует цель, становится препятствием. Мир объективного существа расщепляется на "полезные" вещи и "мешающие" вещи.
Д: Да, я это понимаю.
О: Хорошо. Затем существа применяют это расщепление к миру цельного человека, и "полезное" и "мешающее" становится Добром и Злом, а мир расщепляется между Богом и Змеем. За этим следуют все новые и новые расщепления, поскольку интеллект всегда классифицирует и разделяет вещи.
Д: Умножает объяснительные принципы сверх необходимости?
О: Правильно.
В другом месте Г.Бейтсон поясняет следующее: "В христианстве верховный разум был богом. Он имел различные атрибуты на различных стадиях развития философии" (с. 392).
Также интересны используемые Г.Бейтсоном методы образования и применения "черных ящиков", например для аргументации для формирования групп однородных феноменов. Так, в ответ на просьбу дочери объяснить вопросы отличия между развитием, обучением и поведением, Г.Бейтсон отвечает следующее.
О: "Нет, нет, не так быстро! Давай избежим этих вопросов, положив развитие - обучение - поведение вместе в одну коробку. Единый спектр феноменов. Теперь попробуем сказать, какой вклад инстинкт вносит в объяснение этого спектра.
Д: А это спектр?
О: Нет, это просто расплывчатый способ выражаться (с. 74).
Аналогичный прием применяется Г.Бейтсоном и в другом случае.
Д: Папа, ты собираешься положить анатомию и физиологию вместе в одну коробку, как ты сделал с развитием - обучением - поведением?
О: Да. Несомненно.
Не случайно оказывается, это та же коробка, куда мы только что положили развитие - обучение - поведение. Также полны юмора пояснения Г.Бейтсона о понятиях объективного и субъективного.
Д: Что значит "объективно"?
О: Ну, это значит, что ты очень строго смотришь на те вещи, которые выбрал для рассматривания.
Д: Это кажется правильным. Но как объективные люди выбирают, относительно каких вещей быть объективными?
О: Ну, они выбирают те вещи, относительно которых объективным быть легко.
Д: Ты имеешь в виду легко для них?
О: Да
Д: Но как они узнают, что какие-то вещи - легкие?
О: Я полагаю, они пробуют разные вещи и находят опытным путем.
Д: Значит, это - субъективный выбор?
О: О, да весь опыт субъективен.
Г.Бейтсон утверждает, что "Королевская дорога к сознанию и объективности идет через язык и инструменты" (с. 81). Однако, это не мешает ему рассматривать и "королевскую дорогу к другой половине", которой по Фрейду являются сновидения (с. 83).
Г.Бейтсон подробно рассматривает вопрос соотношения морали и сновидений и утверждает, что сновидение не имеет маркировки и поэтому "часто принимают иронический или саркастический оборот" (с. 84). Понять эту идею помогает следующая запоминающаяся история.
О: ...Мой друг был пилотом истребителя. После войны он стал психологом и должен был сдать устный экзамен на ученую степень. Экзамен внушал ему ужас, но в ночь перед экзаменом ему приснился кошмар, в котором он снова пережил падение в сбитом самолете. На следующий день он сдал экзамен без страха.
Д: Почему?
О: Поскольку пилоту истребителя глупо бояться кучки университетских профессоров, которые не могут на самом деле его сбить.
Д: Но как он узнал? Ведь сновидение могло говорить ему, что профессора собьют его. Как он узнал, что это была ирония?
О: Хм... ответ таков: он не знал. Сновидение не имеет маркировки, которая говорит, что оно иронично. И когда люди иронизируют в бодрствующем состоянии, часто они не говорят тебе, что они иронизируют.
Д: Не говорят. Это верно. Я всегда думала, что это довольно жестоко.
О: Да. Часто так оно и есть.
Г.Бейтсон выявляет и подробно анализирует сходство сна (с. 83 - 90) и мышления животных, и затем устами дочери задает "наивный" вопрос что же это сходство значит?
Д: Я не понимаю одного.
О: Да?
Д: Мы нашли массу общего между сновидениями и поведением животных. Они действуют от противного, у них нет временных форм, к них нет "не", они действуют посредством метафор, и никто из низ них не привязывает метафор. Но вот чего я не понимаю. Когда эти вещи делают животные, когда они действуют от противного, когда им не требуется привязывать свои метафоры, это имеет смысл. Но я не понимаю почему сны должны быть такими.
О: И я не понимаю.
Итак, очевидно, что Г.Бейтсон не дает ответа на этот вопрос.
В другом месте он поясняет следующее. "Я утверждаю, что это отсутствие в сновидении метакоммуникативных фреймов и живучесть распознавания паттернов - характеристики, архаические в эволюционном смысле. Если это верно, тогда понимание сновидения должно пролить свет как на работу иконической коммуникации среди животных, так и на таинственный эволюционный шаг от иконического к вербальному." (с. 387). Для читателя, имеющего способность связать изложенное со взглядами Г.Бейтсона на теорию эволюции Ламарка, сказанного вполне достаточно, чтобы понять, какой ответ подразумевает философ.
Однако Г.Бейтсон не ограничивается исследованием двух "королевских дорог" и в заключение металога ставит новые проблемы исследования сообщений генов и хромосом о развитии, и с присущим ему тонкой иронией высказывает твердую "уверенность", "что их система сообщений не содержит простой трансформации теории инстинктов" (с. 90).
Рассмотренного, на наш взгляд, достаточно чтобы сделать вывод, что интересные и наполненные тонким юмором металоги Г.Бейтсона являются образцами хорошего мышления, которые не только не уступают классическим древнегреческим образцам, но и является их современным продолжением.

4. Вопросы и выводы
1. Для чего же нужно было все это рассмотрение? Что является результирующим в интеллектуально-философском наследии Г.Бейтсона? К чему он приходит в итоге? -Важнейшим результатом своей интеллектуальной деятельности Г.Бейтсон считает осознание необходимости изменения сознания (разума) и самоосознания.
Для утверждения этого важнейшего положения Г.Бейтсон, апеллируя к своим многолетним изысканиям, подчеркивает: "Недостаток систематической мудрости всегда наказывается" (с. 399), разделенное состояние сознания и действия исходя из предпосылок докибернетической эпохи гибельно для человечества. Особенно, если "сознание содержит систематические искажения видения, становящиеся разрушительными для балансов между человеком, его обществом и его экосистемой, когда эти искажения внедряются современной технологией" (с. 405). И делает следующее заключение. "Если я прав, следует полностью реконструировать наши представления о себе и других людях. Ничего смешного в этом нет, и я не знаю, сколько нам на это отпущено времени. (...) Никто не знает, сколько времени у нас в запасе в рамках нынешней системы, пока на нас не обрушится катастрофа более серьезная, чем гибель некоторых групп или наций. Возможно, на сегодня самая важная задача - это научиться думать по-новому. Позвольте сказать, что я не знаю как думать таким образом. Интеллектуально я могу стоять здесь и давать вам аргументированное освещение этого вопроса, но, если я рублю дерево, я по-прежнему думаю, что это "Грегори Бейтсон" рубит дерево. Это "Я" рублю дерево. "Я" по-прежнему являюсь сам для себя исключительно конкретным объектом, отличающимся от всего того, что я называл "разумом" (с. 427).
Бейтсон подчеркивает плодотворность обогащения сравнительным изучением других культур и выхода за границы привычного хода мысли, свойственной той культуре человека, которую он усвоил (с. 190).
Пытаясь объяснить, что речь также идет о холистическом мышлении, но по возможности не злоупотребляя ограничивающими его подлинно творческое мышление туманными понятиями (мистицизм, холистическое мышление и т.п.), Г.Бейтсон приводит следующий, поясняющий его мысль конкретный пример. "Есть некоторый опыт и некоторые дисциплины, которые могли бы помочь мне представить, на что похожа эта привычка к правильному мышлению. Под влиянием ЛСД я, как и многие другие, испытал исчезновение разделения между "Я" и музыкой, которую слушал. Воспринимающий и воспринимаемое странным образом объединились в единую сущность. Это, несомненно, более правильное состояние, нежели то, в котором кажется, что "я слушаю музыку" (с. 428).
2. Мудрость мистического и системного мышления, многогранный опыт научно-исследовательской деятельности и ее философское осмысление привели Г.Бейтсона к той же великой идее, которую мы замечаем и у других философов и которая может рассматриваться как высшее религиозно-философское достижение - к идее необходимости более широкого распространения опыта холистического восприятия, в котором не только рассуждения сердца интегрируются с рассуждениями разума, но и познающий, познаваемое и процесс познания составляют Единое Целое.
Величие же Г.Бейтсона, возвышающее его над другими, заключается в совмещении, интеграции этой древней философской мистической доктрины мудрости самопознания с современной идеей творческого развития разума человека и умножением мудрости цивилизации технического прогресса во благо сохранения жизнедеятельности той большой разумной (ментальной) системы, в которой реализуется единство человека и окружающей его экологии.

Часть II. Опыт творческого мышления

5. Основные элементы модели мышления Г.Бейтсона
Изложенное позволяет заключить, что творческое наследие Г.Бейтсона представляет интерес и может быть прагматически полезно. Осмысливая его творческое наследие, можно выявить существенные, полезные установки, способствующие эффективному творческому мышлению, а также ряд применяемых и рекомендуемых Г.Бейтсоном подходов, использование которых эффективно при решении различных проблем.
В предлагаемом подходе используется идея рассмотрения продуктивной деятельности человеческого разума как процесса сравнительно эффективного восприятия, расшифровки, переработки и передачи информации [1, 2]. При этом мозг может сравниваться с моделью электронно-коллоидного нейронного биокомпьютера с его программным обеспечением, в отличие от электронных или твердотельных компьютеров, существующих вне наших голов [2]. Цель излагаемого подхода также близка разработкам Джона Гриндера и Ричарда Бендлера по нейролингвистическому программированию (НЛП) при моделировании человеческого мышления и поведения.
Заметим, что нас наиболее интересуют не столько используемые Г.Бейтсоном принципы мышления общепринятые в науке, как например, "бритва Оккама", или в некоторых философских школах, как например, "прагматизм мышления", а особенности модели мышления Г.Бейтсона, которые связаны с его творческой индивидуальностью.
Среди элементов, которые отражают особенности модели его мышления и связаны с определенным уровнем функционирования, наиболее важными представляются следующие:
1. На уровне личностного восприятия. Главной особенностью мышления Г.Бейтсона является его стремление к целостности мышления на основе осознанного им "мистицизма" (как выражается сам философ - А.) и необходимость трех видов обучения. Относясь к уровню самоотождествления человека, эти виды обучения являются определяющими по отношению ко всем остальным, иерархически подчиненным им уровням мышления. Поэтому их исследование является особо актуальным.
2. На уровне ценностей. Большая важность паттернов общечеловеческих ценностей цивилизации и отношений, по сравнению с отдельными эпизодами или совокупностями событий, вплоть до технических достижений НТР. Недопонимание этого положения порождает принятие неправильных решений.
3. На уровне принципов. Г.Бейтсон выделяет осознание важности проблемы в ее контексте. Это осознание является одним из важнейших ключей к интеллектуальной творческой деятельности философа.
Общей проблемой, стоящей перед человечеством, как ее видел Г.Бейтсон, является проблема целостного понимания ситуации в соответствии с контекстом. Отсутствие видения контекста порождает ошибки мышления.
4. На уровне языка. Г.Бейтсон использует единство научных подходов, описания и формализации процессов на базе метода аналогии.
5. На уровне методов. Это выявление и устранение эпистемологических ошибок как основа улучшения мышления.
6. На общесистемном уровне. Это требование системной полноты уровней анализа. Определяется системным подходом и заключается в необходимости анализа паттернов с учетом системной полноты уровней их рассмотрения. В широком смысле системная полнота уровней анализа связана с необходимостью воспринимать вещи в правильном контексте.
Основными уровнями возможных изменений, применительно к которым следует рассматривать те или иные научно-философские концепции, являются три следующие кибернетические (гомеостатические) системы:
- во-первых, человеческий индивидуум, индивидуальный человеческий организм как система, которая сохраняет описательные утверждения, касающиеся человеческого существа, души и тела;
- во-вторых, мы имеем дело с человеческим обществом, "в котором живет индивидуум, а общество - это опять система того же общего вида" (с. 395);
- в-третьих, это "большая экосистема". "Мы имеем дело с экосистемой, естественным биологическим окружением человека как животного" (с. 395).
По Г.Бейтсону, следствием нарушения приведенных основ являются ошибки мышления, иллюстрируемые далее на примерах трех сфер деятельности (человек, общество, экология), которых в основном касается творческое наследие Г.Бейтсона. Результатами неправильного мышления являются:
- во-первых, "двойное послание" как фактор возникновения шизофрении (уровень индивидуума);
- во-вторых, непонимание исторических причин состояния современной политической ситуации (уровень общества);
- в-третьих, неправильное отношение к экологии в широком и узком смыслах (включая уровень окружающей среды).
Рассмотрим приведенные шесть элементов более подробно.

5.1. Стремление к целостному, конструктивному мышлению на основе осознанного мистицизма
С нашей точки зрения, Г.Бейтсона можно рассматривать как западного ученого логического склада ума, который еще в молодости достиг уровня мистического мышления. Это не только определило его ранние философские воззрения и стремление к энциклопедическим знаниям, а так же облегчило научную карьеру, но и позволило сделать следующий шаг - к кибернетическому восприятию мира.
Сам Г.Бейтсон поясняет о ранних этапах своего научного пути следующее. "Мне передалось смутное мистическое чувство, что следует искать один и тот же вид процессов во всех областях естественных феноменов; что можно обнаружить работу того же вида законов и для структуры кристалла и для структуры общества; что сегментация земляного червя может быть реально сравнима с процессом формирования базальтовых колонн" (с. 106).
О механизме воздействия его мистических воззрений на его методологию он пишет следующее. "Этот небольшой мистицизм был важен еще и потому, что давал мне свободу использовать мою научную подготовку - способы мышления, усвоенные мной из биологии, элементарной физики и химии. Он поощрял меня к ожиданиям, что эти способы мышления будут пригодны в весьма различных областях наблюдений. Он дал мне возможность рассматривать всю мою подготовку как потенциально полезную, а не как совершенно нерелевантную для антропологии" (с. 106).
"Когда я пришел в антропологию, в ней шла серьезная борьба против использования расплывчатых аналогий, особенно против спенсеровской аналогии между организмом и обществом. Благодаря мистической вере во всепроникающее единство мировых феноменов, я избежал значительных интеллектуальных потерь. Я никогда не сомневался, что эта аналогия является фундаментально здравой, поскольку сомнения имеют высокую эмоциональную цену. Сегодня, разумеется, акценты сместились и мало кто всерьез сомневается, что методы анализа, оказавшиеся полезными при анализе сложной функциональной системы, скорее всего окажутся применимы для анализа любой подобной системы. Однако, тогда мистическая поддержка оказалась полезной, хотя ее формулировка была плохой" (106 - 107).
Кроме того, Г.Бейтсон полагает, что взгляд мистика на мир ввиду наличия в нем связи между красотой и моралью имеет преимущество по сравнению со взглядом академического "ученого". Он пишет: "Мистик "видит мир в одной песчинке", и видимый им мир либо морален, либо эстетичен, либо то и другое вместе " (с. 290).
И еще: "Порвав с предпосылкой, что контексты всегда могут быть концептуально изолированы, я открыл дверь для картины вселенной, значительно более целостной и в этом смысле значительно более мистической, чем картина вселенной, традиционная для внеморального материализма" (с. 291). Г.Бейтсон спрашивает: "Дает ли нам достигнутая таким образом позиция также и новые основания надеяться, что наука могла бы отвечать на вопросы морали и эстетики?" (с. 291). - И, утверждая что "положение дел существенно изменилось" (с. 291), дает обнадеживающий ответ.
Обучение, человеческое "Я" и "Истина". Возникает вопрос: "Как обрести этот целостный взгляд на веши, этот столь важный "небольшой мистицизм", о котором пишет Г.Бейтсон, что он сам предлагает?"
Г.Бейтсон рассматривая древнее утверждение: In vino pars veritas ("Истина в вине") располагает понятия человеческое "Я" и "Истина" (оба понятия у Г.Бейтсона - с большой буквы - А.) в одном ряду; то, что является имманентной частью человеческого "Я", является и частью Истины (с. 178); по его мнению, собственно, буквальный поиск Истины в вине является попыткой обрести состояние более оптимальное, чем одураченная эго до-мистическая "трезвость".
Вместе с тем, можно утверждать, что Г.Бейтсон понимает под "Я" имманентную часть, свойственную "большой системе" и дает следующее определение узкому, не-кибернетическому пониманию "Я":
"Я", как оно обычно понимается, - это только небольшая часть значительно большей системы, мыслящей, действующей и принимающей решения на основе метода проб и ошибок" (с. 352).
И далее: "Я" - ложное олицетворение незаконно вычлененной части этого значительно большего поля взаимосвязанных процессов" (с. 352).
Г.Бейтсон теснейшим образом связывает концепцию "Я" человека с идеей обучения так широко, как это присуще делать мистикам. Он выделяет пять видов обучения, из которых актуальными для человека полагает три. При этом возможно три вида понимания человеком своего "Я".
Менее актуальными Г.Бейтсону представляются "нулевое обучение", которое "характеризуется специфичностью отклика не подлежащего исправлению, будь он хоть правильным, хоть ошибочным" (с. 314). Это обучение, при котором отсутствует поощрение за правильные решения и наказание за неправильные.
Тремя актуальными видами обучения являются следующие. Обучение-I - то, при котором обучение продолжается, пока имеется подкрепление при каждом правильном ответе из заданного набора альтернатив (с. 325). Понимание человеком "Я" на этом уровне можно считать "обыденным". В других терминах имманентное "Я" этого уровня можно назвать "эго".
Обучение-II возникает как изменение в процессе обучения-I. Это обучение контекстам, определяемое изменением набора альтернатив, из которых делается выбор, "либо это есть изменение разбиения последовательности опыта" (с. 314). Обучение-II связано со "взрывным" изменением представления о своем "Я", которое на этом уровне понимается как индивидуальное трансцендентное "Я". В других терминах оно известно как трансцендентное Высшее "Я".
Обучение-III есть изменение в процессе обучения-II. Это обучение "контекстам контекстов" обучения, позволяющие сознательно относиться к применению обучения-II и его результатам и "океанически" расширяющее представление до тотального поля "Я". В других терминах "Я" этого уровня можно назвать трансцендентное Истинное "Я".
В некоторых случаях обучение-III может происходить на фоне патологии и в этом смысле опасно (с. 327). Однако Г.Бейтсон пишет, что для других, в результате обучения-III, может быть обретена простота, "при которой голод ведет прямо к пище, а идентифицированное "Я" больше не распоряжается организацией поведения. Это - непорочные младенцы мира" (с. 328).
"Для третьих, склонных к творчеству, разрешение противоречий открывает мир, в котором индивидуальность сливается со всеми процессами взаимодействий в обширной экологии и эстетике космических связей. То, что кому-то из них удается выжить, кажется почти чудом. Возможно, что способность фокусироваться на мелочах жизни удерживает некоторых от того, чтобы быть унесенными океаническим чувством. Каждая деталь вселенной словно содержит картину целого. Именно для этих людей Блейк написал знаменитый совет в "Изречениях Невинности" (с. 328):
Небо синее - в цветке,
В горстке праха - бесконечность;
Целый мир держать в руке,
В каждом миге видеть вечность"
(Пер. В.Л.Топорова).
Учитывая то, что знание-III является знанием о тотальной системности творения, его принадлежность большой системе, а также его наибольшее влияние из всех рассмотренных видов знания, знание-III может быть соотнесено с мудростью. Тем более, что сам Г.Бейтсон дает ей следующее определение: "Мудростью я считаю знание большой интерактивной системы - той, которая при вмешательстве наверняка станет генерировать экспоненциальные кривые изменений" (с. 398). И еще далее: "Если вы следуете диктату сознательного "здравого смысла", вы с успехом становитесь жадным и немудрым. Я снова использую слово "мудрость" для обозначения того, кто с уважением руководствуется знанием о тотальной системности творения" (с. 399).
Взгляды Г.Бейтсона на мудрость удивительно близки мистическим взглядам Востока. Не случайно статью "Патология в эпистемологии" Г.Бейтсон завершает следующими словами: "Прежде всего мы должны достичь ясности в самих себе, а затем начать искать любые признаки ясности в других и поощрять и укреплять все, что только в них есть психически здорового". И заключает: "В мире все еще есть уцелевшие островки нормальности. В философии Востока многое гораздо более нормально, чем все, порожденное Западом, а некоторые нечленораздельные усилия нашей молодежи более нормальны, чем условности истеблишмента" (с. 453).
Менее актуальным Г.Бейтсону представляется рассмотрение обучения--IV, о котором Бейтсон поясняет следующее. "Обучением-IV будет изменение обучения-III, но кажется, что оно не встречается ни у каких взрослых земных организмов. Однако эволюционный процесс создал организмы, онтогенез которых выводит их на уровень обучения-III. Комбинация филогенеза и онтогенеза фактически достигает уровня обучения--IV" (с. 315). Вместе с тем, Г.Бейтсон открыто признает, что приведенная типология уровней обучения имеет неясные вопросы и должна быть исследована более глубоко (с. 330).
Таким образом, Г.Бейтсон показал существование тесной связи между представлением человека о своем "Я" и обучением. Рассматривая уровни этого обучения, он фактически ограничился описанием обучений-I, -II и -III (которым соответствуют первый, второй и третий тип человеческого самоосознания). Обучение-IV является результатом дальнейшего развития обучения-III как выхода за пределы этого "контекста контекстов". Дальнейшим развитием человека, как представителя высшей ступени эволюционного развития на планете, может быть уровень обучения-IV, о котором упоминал Г.Бейтсон (хотя он сам и не соотносил этот уровень с современным человеческим развитием).
Представляет интерес гипотеза, что раз этот уровень возможен теоретически, то он и имел место и может быть без особого труда обнаружен экспертами-религиоведами соответствующей специализации у тех представителей человеческой цивилизации, которые вышли за пределы обучения-III. А если это так, то перспективным уровнем-IV и является то, что может быть названо контуром метапрограммирования [2] постмистического развития.
Изложенное позволяет сделать вывод, что сам Г.Бейтсон в результате обретения опыта рассмотренных им видов обучения, понимает под "Я" нечто имманентное. Именно в этом контексте могут быть поняты его следующие высказывания: "Важно отметить, что существует множество различий между думающей системой и "Я" в популярном понимании" (с. 341) и последующее [высказывание]: "(1) Система не является трансцендентальной сущностью, которой обычно считается "Я" (с. 341). В контексте его рассуждений об имманентном и трансцендентном, с учетом онтогенеза рассмотренных им обучений, эти иронические высказывания "в популярном понимании" и "обычно считается" позволяют заключить, что Г.Бейтсон понимает под "Я" имманентное "Я". Следуя рекомендации Г.Бейтсона заметим, что остается не исследованным вопрос о соотношении между тем, что он внес нового своими "кибернетическими представлениями" и пост-мистическими взглядами "трезвых" направлений мистицизма (ал-Джунайд и др.).
Благодать и улучшение мышления. Г.Бейтсон, рассматривает утверждения Олдоса Хаксли о том, что поведение человека извращено обманом (включая самообман), стремлением к цели и [ложным] самосознанием, что он утратил ту невинность ("благодать"), которую животные все еще сохраняют. "Бог скорее напоминает животного, чем человека", и "идеально неспособен на обман и внутреннее замешательство" (с. 160). Г.Бейтсон пишет: "На общей шкале существ человек словно бы смещен вбок и не обладает той благодатью, которую имеют животные и Бог". И продолжает: "Я утверждаю, что искусство - это часть человеческого поиска благодати; оно приводит его в экстаз при малейшем успехе и в ярость и муки при неудаче" (с. 160).
"Я утверждаю, что существует много видов благодати внутри главного родового понятия, а также, что есть много видов неудачи, фрустрации и отхода от благодати. Нет сомнений, что в каждой культуре есть свои характерные виды благодати, к которым стремятся ее художники, а также собственные виды неудач" (с. 160).
"Некоторые культуры могут выработать негативный поход к этой сложной интеграции и избегать затруднений, грубо отдавая предпочтение либо тотальной сознательности, либо тотальной бессознательности. Такое искусство вряд ли будет "великим" (вне собственного контекста... - А.) (С. 160).
"Я утверждаю, что проблема благодати - это главным образом проблема интеграции; и то, что следует интегрировать, это различные части разума (mind). Особенно это касается тех множественных уровней, один из экстремумов которых мы называем "сознанием", а противоположный "бессознательным". Для достижения благодати рассуждения сердца должны быть интегрированы с рассуждениями рассудка" (с. 160).
Творческое устремление и непреодолимая настойчивость. Г.Бейтсон пишет: "Ученик Дзен, которому дали парадокс (коан) должен работать над своим заданием, "как комар, кусающий железный брус" (с 325). Это же можно сказать о необходимой степени настойчивости при творческом мышлении.
Творческое ожидание. Г.Бейтсон утверждает необходимость вдохновляющей устремленности, которую порождает внимание к объектам нашего мышления. Он пишет: "Имеет смысл уподобиться тем немногим художникам и ученым, кто одержим этим нетерпеливым вдохновением, возникающим из ощущения, что великое открытие, великое творение, прекрасный сонет, ответ на все наши вопросы - всегда где-то рядом. Мы должны уподобиться матери, которая чувствует и надеется, что, при условии достаточного внимания с ее стороны, ее ребенок реально может стать этим бесконечно редким явлением - великим и счастливым человеком" (с. 204).
Другие предложения об улучшении мышления. Как показывает следующий фрагмент, взгляд Г.Бейтсона на познание далек от агностицизма: "Помимо того, чтобы просто не мешать прогрессу, мы можем, я полагаю, также кое-что сделать для ускорения решения вопроса, и я могу предложить два возможных способа. Один состоит в том, чтобы обучить ученых искать среди старых наук сумасбродные аналогии к своему собственному материалу, чтобы их сумасбродные интуиции по поводу их собственных проблем приводили их к берегу строгих формулировок. Второй метод состоит в том, чтобы обучить их завязывать узелки на своих носовых платках всегда, когда они оставляют какой-то вопрос без формулировки. Пусть они оставят вопрос в этом состоянии на годы, но пусть все же оставят предупреждающий знак в самой используемой ими терминологии. Пусть эти термины вечно стоят не как изгороди, скрывающие неизвестное от дальнейшего исследования, а скорее как указательные столбы, гласящие "Дальше этого места - не исследовано" (с. 120).

5.2. Приоритетное значение паттернов общечеловеческих ценностей цивилизации и отношений или "от Версаля до кибернетики"

"Наши ценности ошибочны" (Г.Бейтсон, "Экология разума, с. 456)
Два вида паттернов отношений. Понятие "паттерн" можно определить следующим образом. Паттерн (от англ. рattern - модель, образец): 1) систематически повторяющийся устойчивый элемент (фрагмент) или последовательность элементов (фрагментов) поведения; 2) объединение сенсорных стимулов как принадлежащих одному классу объектов.
Как показано выше, Г.Бейтсон указывал, что паттерн можно определить как совокупность событий или объектов, которая до некоторой степени позволяет такое угадывание, когда совокупность целиком для исследования недоступна.
Г.Бейтсон рассматривая паттерны отношений, выделяет два их основных типа - "комплементарные" и "симметричные". Под "комплементарными" понимаются ситуации, "когда паттерн поведения на одном полюсе отношений отличается, но находится в соответствии с паттерном на другом полюсе (например доминирование/подчинение)" (с. 129-130). "Симметричными" называются паттерны "при которых люди отвечают на то, что делают другие, тем, что сами делают нечто подобное" (с. 130). Особое внимание Г.Бейтсон уделяет рассмотрению "симметричных" соревновательных паттернов поведения, "при которых индивидуум или группа А стимулируется к усилению любого вида поведения фактом восприятия усиления того же поведения (или большего успеха в этом виде поведения) у индивидуума или группы В" (с. 130).
И тот, и другой вид паттернов взаимоотношений подчиняются своим правилам, которые установлены ранее и подтверждены в процессе общения. Одностороннее нарушение этих правил является ключевым моментом резкого болезненного изменения взаимоотношений, лежащим вне контекста паттернов этих взаимоотношений.
По Г.Бейтсону современное состояние дел в истории может быть описано четырьмя фразами, из которых непосредственное отношение к нашей проблеме имеют первые три. Первая: "Отцы ели дикий виноград, а у детей в зубах оскомина" (Иер., 31:29, Иез., 18:2). Вторая - высказывание Джойса: "История - это кошмар, от которого нет пробуждения". Третья: "Я, Господь, Бог твой, ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня" (Исх., 20:5). К ним Г.Бейтсон добавляет еще одну, спорную, которая, говорит сама за себя: "Тот, кто станет делать благо другому должен делать это в мелких частностях. Общее благо - это оправдание мерзавцев, лицемеров и льстецов" (с. 436).
Применительно к вопросам экологии разума из первых трех приведенных фраз следует, что прежде всего нужно разобраться с причинами возникновения проблемы.
Версаль. В Версале в 1919 г. произошло событие, о котором мало кто знает, но которое породило дальнейшую историю. Осмысливая прожитое, в 62 года Г.Бейтсон поставил это историческое событие, в один ряд с кибернетическим прорывом, считая их более важными в его жизни (как определяющие другие мировые события), чем атомная бомба (Хиросима, Нагасаки) и даже Вторая мировая война. Не говоря уже об автомобилях, радио, телевидении и др. подобных вещах. Это понимание основывается на концепции принципиально большей важности паттернов общечеловеческих ценностей цивилизации и отношений, по сравнению с отдельными эпизодами или совокупностей событий, вплоть до технических достижений НТР, которые Г.Бейтсон рассматривает в виде контекста.
Философ пишет, что все млекопитающие, включая и человека "озабоченны паттернами отношений, ставящими их в положение любви, ненависти, уважения, зависимости, доверия и прочих подобных абстракций по отношению к кому-то другому" (с. 436). И продолжает: "Именно здесь ошибки причиняют нам боль. Если мы доверяем и обнаруживаем, что то, чему мы доверяли, доверия не заслуживает, либо если мы не доверяем и обнаруживаем, что тому, чему мы не доверяли, фактически можно было доверять, мы чувствуем себя плохо. Такой тип ошибок может причинять человеческим существам и всем прочим млекопитающим крайнюю боль. Следовательно, если мы действительно хотим обнаружить в истории важные пункты, мы должны поискать в истории такие моменты, когда изменялись общие позиции. В такие моменты люди испытывают боль из-за своих прежних "ценностей"" (с. 436). В истории подобные события можно сравнить с теми раковыми опухолями, которые, несмотря на предпринимаемые меры и кажущееся успокоение, со временем неожиданно дают все новые и новые метастазы...
Суть истории Версаля, как источника подобных событий, заключается в следующем. У Джорджа Крила, специалиста по связям с общественностью, возникла идея, что Германия может сдаться, если ей предложить мягкие условия. Он разработал "Четырнадцать пунктов", которые передал президенту Вильсону. "Если вы собираетесь кого-то обмануть, вам лучше выбрать в посланцы честного человека. Президент Вильсон был гуманитарием и патологически честным человеком (одной из причин такой честности является отсутствие способности воспринимать контекст происходящего - А.). Он детально разработал эти пункты в многочисленных речах: "Не будет аннексий, не будет контрибуций, не будет карательных мер..." и т.д. И немцы сдались" (с. 437).
"Договор окончательно составили четыре человека: "тигр" Клемансо, который хотел раздавить Германию; Ллойд Джордж, который полагал, что будет политически целесообразно получить от Германии значительные репарации, а также отомстить; и Вильсон, который должен был наводить тень на плетень (...). Кто был еще? Орландо, итальянец" (с. 438).
"Это было одним из величайших предательств в истории нашей цивилизации. Это поразительное событие прямо и неизбежно вело ко Второй мировой войне. Но, возможно гораздо более интересен тот факт, что оно вело к тотальной деморализации германской политики. Если вы что-то обещаете своему сыну, а затем отказываетесь от своих слов, и при этом вся ситуация включена в фрейм высоких этических понятий, то вы, вероятно, обнаружите не только то, что он очень зол на вас, но также и то, что его моральные устои деградируют, пока его чувства оскорблены вашей нечестностью. Дело не только в том, что Вторая мировая война - естественный ответ нации, с которой обошлись подобным образом, гораздо более важно то, что после такого обращения деморализации нации следовало ожидать. Деморализация Германии также деморализовала и нас (разве что "еще более деморализовала" - А.). Вот почему я говорю, что Версальский договор быль поворотным пунктом в позиции" (с. 438).
"Была ли судьба Хиросимы определена в Версале"? - задает вопрос Г.Бейтсон (с. 440). Конечно, "свинья - это еще не жаркое" (с. 442). И все же, он утверждает: "Я полагаю, что нам придется пережить еще несколько рецидивов последствий этого предательства" (с. 438).
"Фактически мы подобны членам дома Артея из греческой трагедии: сначала Тиест совратил жену Артея; потом Артей убил трех детей Тиеста, приготовил из них кушанья и подал Тиесту на пиру в честь перемирия; затем сын Тиеста Эгист убил сына Артея Агамемнона, и наконец Орест убил Эгиста и Клитемнестру. И так дальше и дальше. Возникает "трагедия недоверия, ненависти и разрушения, пульсирующих и самораспространяющихся через поколения" (с. 438).
"Представьте, что вы попали в середину одной из этих линий трагедии. Каково приходится средним поколениям дома Артея? Они живут в сумасшедшей вселенной. С точки зрения людей заваривших эту кашу, эта вселенная не такая уж и сумасшедшая. Они знают что случилось и как они туда попали. Но люди, стоящие ниже по линии и не присутствовавшие при начале событий, живут в сумасшедшей вселенной. Они и сами сумасшедшие... именно потому, что не знают, как стали такими" (с. 438).
Такова ситуация с Версальским договором. Люди старших поколений знали как в нее попали, а теперешнее - нет. Г.Бейтсон пишет: "Я помню как мой отец прочитал "Четырнадцать пунктов" за завтраком и сказал: "Ну что ж! Они хотят дать им приличные условия, приличный мир" или что-то в этом роде. И я помню что он сказал, когда вышел Версальский договор, но не стану этого повторять. Это не для печати. Поэтому я более или менее знаю, как мы сюда попали" (с. 439).
Итог. Некоторые думают, что "немного лицемерия и немного компромисса служат смазкой для колес общественной жизни". "Однако после большого обмана эта философия становится несостоятельной. Вы совершенно правы: что-то не так. И эта неправильность имеет природу обмана и лицемерия. Вы живете среди разложения" (с. 440).
Резюме. "Один из корней кибернетики уходит к Уайтхеду, Расселу, и тому, что называется Теорией Логических Типов. В принципе, имя - это не поименованная вещь, а имя имени - это не имя и т.д. На языке этой мощной теории сообщение по поводу войны не является частью войны" (с. 441). "Сообщение "давайте заключим мир на таких и таких условиях" не принадлежит той же этической системе (или системе этических ценностей - А.), что и военные хитрости в бою" (с. 441). "Люди веками чувствовали, что предательство при перемирии или переговорах хуже, чем хитрости в бою. Сегодня этот принцип получает строгую научную и теоретическую поддержку. Теперь к этике можно применять формализм, строгость логику и математику" (с. 441).
Поэтому, что касается кибернетики, то Г.Бейтсон пишет, что включил ее в качестве второго важного исторического события своей жизни именно потому, что "кибернетика и теория систем дают возможность создать совершенно новую эпистемологию, включающую новое понимание психики, "Я", человеских отношений и власти" (с. 331). Иначе говоря, кибернетика дает возможность обрести новое понимание и, возможно, "поможет нам найти выход из того лабиринта галлюцинаций, которые мы создали вокруг себя" (с. 441).
"Но свинья - это еще не жаркое", и кибернетикой можно воспользоваться во вред себе и другим. "Однако есть уверенность, что в кибернетике также таятся способы достижения нового и, возможно, более гуманистического подхода, способы изменения нашей философии власти, способы увидеть нашу собственную глупость в более широкой перспективе" (с. 443).

5.3. Понимание проблемы в ее контексте или "двойное послание" как фактор возникновения шизофрении
Как пишет Г.Бейтсон, значение важности понимания проблемы в ее контексте, которое имеет для него особо важное значение для понимания всего его творческого наследия, он почерпнул у Р.Дж.Коллингвуда [см. 3].
Рассмотрим это требование более детально на примере концепции "double bind" (дабл байнд), которая является центральной для интеллектуальной биографии Г.Бейтсона. Это словосочетание может переводиться как "двойная связь", "двойной сигнал", хотя при переводе книги "Экология разума" рассмотрены тонкости других значений перевода этого словосочетания (в т.ч. "зажим", "капкан" и др.), которое может ассоциироваться и с чем-то ложным, обманным, мошенническим, коварным, злонамеренным, циничным, и даже, возможно, криминальным (с. 14). Поэтому словосочетание "double bind" переводится в книге как "двойное послание". "Этот вариант, с одной стороны, несет на себе определенные коммуникативные коннотации, а с другой - видится как разумный компромис между чрезмерной страдательностью "зажима" и "капкана" и полной абстрактностью "сигнала" (с. 16). Поэтому, возможно, не менее эмоциональным вариантом был бы перевод "бинарное послание". С намеком на бинарное оружие.
"Согласно Г.Бейтсону, двойные связи возникают, когда один из партнеров посылает другому противоположные сигналы разного логического типа. Например, мать говорит ребенку, что он очень красивый, и при этом избегает смотреть на него; или жена, недовольная мужем, рассказывает ему о дурном муже своей подруги; или опоздавший на сеанс пациент отрицает, что хотел этим выразить недоверие терапевту; или правительство говорит, что повышает налоги для того, чтобы заботиться о народе" (А.М. Эткинд, с. 8).
Таким образом "двойная связь" содержит в себе внутреннее противоречие и не освобождает от ответственности за нарушение вмененного приказа. Пример - классическое требование: "Приказываю тебе не исполнять моих приказов" (Д.Я.Федотов, М.П.Папуш, с. 14).
"Положение довершается тем, что в силу специфики ситуации жертва не только лишена возможности защищать себя, взывая к логике или справедливости, но даже вообще как бы то ни было указывать на само существование ситуации "double bind", поскольку такое указание было бы равносильно обвинению противоположной стороны в нечестности и означало бы вступление в прямую конфронтацию, несовместимую с драгоценной иллюзией "любви", "братства" или "соборности" (Д.Я.Федотов, М.П.Папуш, с. 14).
"Увы, ценой сохранения иллюзий часто становится гибель рассудка. Приходится только удивляться, что многим такая цена отнюдь не кажется чрезмерной" (Д.Я.Федотов, М.П.Папуш, с. 14).
В целом "double bind" рассматривался Г.Бейтсоном двояко. Во-первых, - как вид односторонне навязанной нечестной борьбы, крайне болезненной и потенциально патогенной (с. 15). И во-вторых, - в смягченном варианте: "Самым полезным способом формулировки описания double bind является не терминология связывателя и жертвы, а терминология описания людей, захваченных системой поведения, продуцирующей конфликтные отношения и вытекающие из этого субъективные страдания" (с. 15).
"Для того, чтобы "двойной сигнал" превратился во вменяющий double bind, этот сигнал должен быть получен от инстанции, за которой его получатель признает право "вменять" и чьи вменения считаются обязательными к исполнению и обсуждению не подлежат. Коммуникация такого рода предполагает не только специфические нарушения в сфере формальной логики, но и асимметричное распределение власти в коммуникативном контексте. Это остается верным и для случая "терапевтического double bind", поскольку за терапевтом некоторые возможности такого рода очевидно, предполагаются" (Д.Я.Федотов, М.П.Папуш, с. 14).
"Всякое слово или жест имеет два значения - буквальное и метафорическое. Г.Бейтсон рассказывает о типологии взаимоотношений между ними и, конкретно, о последствии их рассуждений. Вся его философия есть апология метафорического, утверждение самостоятельного значения метафоры как особой сущности - семиотической, терапевтической, политической. Он рассказывает, что метафора - это не литературный троп, а логический тип коммуникации между людьми, животными, обществами и, возможно, компьютерами; что метафорический смысл сообщения живет своей жизнью и может систематически отличаться от его буквального значения; что субъект свободен или несвободен в выборе логического уровня, на котором он общается; что несвобода этого выбора ведет к тяжким последствиям вроде шизофрении. Внимание к метафоре делает анализ Г.Бейтсона одним из ранних опытов пост-структуралистической семиотики" (Эткинд А.М., с. 8 - 9).
Для понимания двойного послания может быть полезен следующий пример. Как-то Г.Бейтсон находясь дома у больного шизофреника, дал его шизофреногенной матери цветы и сказал, что хочет, чтобы в доме было нечто "одновременно красивое и неаккуратное".
"О, - сказала она, - эти цветы вовсе не неаккуратные. А те, которые завянут, можно обрезать ножницами" (с. 225). И Г.Бейтсон продолжает: "Как я сейчас понимаю, интересен был не столько "кастрационный" характер этого заявления, сколько то, что она поместила меня в положение извиняющегося, хотя я и не извинялся. То есть, она взяла мое сообщение и переквалифицировала его. Она изменила указатель, маркирующий тип сообщения, и я полагаю, что она делает это постоянно. Она постоянно берет сообщения других людей и отвечает на них так, как если бы они были либо свидетельством слабости говорящего, либо нападением на нее, которое нужно превратить в свидетельство слабости говорящего, и т.д. То, против чего пациент (сын этой женщины - А.) восстает (и восставал в детстве), - это ложная интерпретация его сообщений. Он говорит: "Кошка сидит на столе"- и получает ответ, из которого следует, что его сообщение не того сорта, как он сам полагал, когла посылал его. Когда его сообщение возвращается от нее, его собственный определитель сообщений затемняется и искажается. Она также постоянно противоречит своему собственному определителю сообщений. Она смеется, когда говорит нечто, для нее самой совершенно не смешное, и т.д." (с. 225).
"Я хочу указать только на один пункт: существует вероятность травмы, имеющей определенные формальные характеристики. Он разовьет у пациента специфический синдром, поскольку травмируется определенный элемент коммуникативного процесса - функция использования "сигналов-идентификаторов сообщения", т.е. тех сигналов, без которых "эго" не решается идентифицировать факты и фантазии, буквальное и метафорическое" (с. 226).
Шизофрения. Бейтсон пишет, что многие авторы подходят к шизофрении с позиции ее полной противоположности любым формам человеческого мышления и поведения; однако такой подход не позволяет решить проблему. Поэтому он поясняет: "В своем подходе мы предполагаем, что шизофрения вступает в противоречие с общими принципами, существенными для любой коммуникации, и что, таким образом, основываясь на этом сходстве, можно отыскать много полезной информации и в "нормальных" коммуникативных ситуациях" (с. 247-248).
Представленная Г.Бейтсоном теория шизофрении основывается на анализе коммуникаций, в частности на Теории Логических Типов и на двойном послании. "Двойное послание - это такая ситуация, в которой человек, что бы он не делал, "не может победить" (с. 227). Г.Бейтсон предлагает гипотезу, что "у человека, попавшего в тиски "двойного послания" могут начать развиваться симптомы шизофрении" (с. 227).
Г.Бейтсон предлагает шкалу синдромов, связанных со способностью различать тип сообщения. "На одном конце этой шкалы будут находиться более или менее гебефренические (одна из форм юношеской шизофрении - А.) индивидуумы, не относящие никакие сообщения ни к какому типу и живущие наподобие бездомных собак. На другом конце находятся те, кто пытается сверхидентифицировать, т.е. очень жестко идентифицировать тип сообщения. Это дает картину параноидального типа. Еще одна возможность - "изъятие себя из обращения" (с. 226).
"В дзен-буддизме высшая цель состоит в достижении просветления. Мастер Дзен стремится различными способами вызвать просветление у ученика. Один из этих способов состоит в том, что он заносит палку над головой ученика и свирепо говорит: "Если ты скажешь, что эта палка реальна, я ударю тебя. Если ты скажешь, что эта палка нереальна, я тоже ударю тебя. Если ты ничего не скажешь, я тоже ударю тебя". Мы полагаем, что шизофреник постоянно оказывается в подобной ситуации. Только он достигает не просветления, а состояния дезориентации. Ученик Дзен может, например, протянуть руку и выхватить палку у учителя, который, вероятно, примет такую реакцию. Шизофреник лишен подобного выбора, поскольку он едва ли может проявить такую "непривязанность" к межличностным отношениям, а цели и сознание его матери мало походят на цели и сознание учителя Дзен.
Мы предполагаем, что, попадая в ДП-ситуацию, индивид полностью теряет способность к различению логических типов. Определим основные характеристики этой ситуации.
(1) Индивид включен в очень тесные отношения с другим человеком, поэтому он чувствует, что для него жизненно важно точно определять, какого рода сообщения ему передаются, чтобы реагировать правильно.
(2) При этом индивид попадает в ситуацию, когда этот значимый для него другой человек передает ему одновременно два разноуровневых сообщения, одно из которых отрицает другое.
(3) И в тоже самое время индивид не имеет возможности высказываться по поводу получаемых им сообщений, чтобы уточнить, на какое из них реагировать, т.е. он не может делать метакоммуникативные утверждения. (Более того, "ребенку также запрещено прилагать усилия к прояснению недопонимания", к пониманию той ситуации, в которой он оказался; с. 222. - А.).
Мы предполагаем, что именно такого рода ситуация складывается во взаимодействии будущего шизофреника и его матери. Однако подобное случается и в нормальных отношениях" (с. 234).
"Шизофреник же постоянно пребывает в состоянии неуверенности, поэтому он привычно реагирует защитным застреванием на буквальном уровне, когда это совершенно неуместно, например, когда кто-то шутит" (с. 235). Более того. "Шизофреники путают буквальное с метафорическим и в собственных высказываниях, если чувствуют себя попавшими в ДП-ситуацию" (с. 235).
Г.Бейтсон приводит следующий пример. "Пациент приходит в больничную столовую и девушка на раздаче спрашивает его: "Что вам дать?" Пациента одолевают сомнения относительно этого сообщения: уж не собирается ли она дать ему по голове? Или она зовет его с собой в постель? Или предлагает чашку кофе? Он слышит сообщение, но не знает какого оно рода (порядка). Затруднения с сигналами такого рода кажется центром синдрома, характерного для группы шизофреников" (с. 221).
"Особенность шизофреника не в том, что он пользуется метафорами, а в том, что он не помечает их как таковые (и, возможно, даже не видит в них таковых - А.). Он испытывает особые трудности в обращении с сигналами того класса, члены которого квалифицируют логический тип других сигналов" (с. 231).
В связи с двойным посланием особо интересно следующая мысль Г.Бейтсона. "Ритуал - это область, в которой совершается на редкость реальное, буквальное приписывание логического типа и защищается оно так же решительно, как шизофреник отстаивает "реальность" своих галлюцинаций" (с. 248). Отличием ритуала от сильнейших поэтических метафор, является то, что в ритуале, как и в шизофрении, метафора не помечается как таковая. "В системах человеческого поведения, особенно в религии, ритуале и вообще везде, где на сцене доминирует первичный процесс, имя часто является поименованной вещью. Хлеб есть Плоть, а вино есть Кровь" (с. 366).
Но что же стоит за шизофренией или за шизофренической семьей? Г.Бейтсон, который рассматривает человека как один из "видов животного" (с. 276) дает следующий неожиданный на первый взгляд ответ, который, в действительности, вовсе не является таким уж неожиданным: "Шизофреническая семья - весьма устойчивая организация, динамика и внутренняя работа которой таковы, что каждый ее член постоянно подвергается переживанию отрицания своего "Я" (с. 267).
Использование ДП-ситуации в медицинских целях. Г.Бейтсон анализирует опыты знаменитого психотерапевта Эриксона, в которых галлюцинация вызывалась у испытуемого под гипнозом простым внушением ему "двойного послания" типа: "Не существует никаких мыслимых способов, какими ваша рука могла бы двигаться, однако, когда я подам сигнал, она должна двигаться" (с. 249).
"По сути, он говорит испытуемому, что рука будет оставаться на месте и, несмотря на это, будет двигаться, причем таким способом, который испытуемый не может и помыслить. В результате когда Эриксон подал сигнал, испытуемый галлюцинирует, что его рука движется, или что сам он оказался в другом месте и тем самым передвинулась его рука" (с. 249). Следовательно, здесь ДП-ситуация вызывает у человека галлюцинацию, как и при шизофрении. Г.Бейтсон приводит и другие, не менее впечатляющие опыты этого великого психиатра (М.Эриксона - А.) с ДП-ситуацией, но уже без гипноза. В результате бросающий курить испытуемый проявлял полную амнезию на ДП-ситуацию и изменял установку "он (Эриксон) не дает мне сигарету" на "я не хочу курить" (с. 250).
Итак, ДП-ситуация может использоваться и в лечебных целях. Другим ярким примером использования ДП-ситуации психиатром является история в которой доктор Фрида Фромм-Рейхман, в ответ на шизофреническую фразу: "Бог Эрр говорит, что я не должна разговаривать с вами" - предложила больной верующей девушке следующее. "Послушайте, давайте сразу договоримся: для меня бог Эрр не существует, как не существует и весь ваш мир. Но для вас он реальность, и я далека от мысли, что могу отобрать у вас этот мир, я просто не имею о нем ни малейшего представления. Итак, я готова разговаривать с вами на вашем языке - языке этого мира, но при условии: между нами должно сохраняться полное понимание, что для меня этот мир не существует. Сейчас вы пойдете к богу Эрру и скажете ему, что нам с вами надо поговорить и пусть он даст на это разрешение. Еще непременно скажите ему, что вы живете в его царстве с семилетнего возраста, а сейчас вам уже шестнадцать, т.е. целых 9 лет, и за это время он ничем не помог вам. Скажите, что я врач и что он должен разрешить мне попробовать вам помочь. Он должен дать мне возможность убедиться, сможем ли мы с вами вместе справиться с этой работой. Скажите ему, что я врач и я хочу попробовать это сделать" (с. 252-253).
"Терапевт втягивает пациентку в "терапевтическое" "двойное послание"". Если пациентка проявляет сомнение относительно своей веры в божество, то тем самым она сходится во взглядах с Фромм-Рейхман и соглашается на участие в психотерапии. Если же она настаивает на существовании бога Эрра, то она должна сказать ему, что доктор Фромм-Рейхман "более могущественна", чем он - опять-таки соглашаясь на сотрудничество с психотерапевтом" (с. 253).
Важным отличием терапевтической ситуации ДП-послания заключается в том, что она не втягивает терапевта в "смертельную борьбу" и поэтому может использоваться дозированно, "мягко". "Наша цель, как и большинства психотерапевтов, приблизить тот день, когда эти гениальные находки будут достаточно хорошо изучены, чтобы став понятными, применяться систематично и повсеместно" (с. 253).
Искажения в коммуникации возникают в результате ловушки ДП-ситуации. Избежать эту ловушку можно только "ценой разрушения самой природы "Я". Эта парадигма изящно иллюстрируется следующей поучительной историей, цитируемой Г.Бейтсоном.
Крысиная ловушка Данкетта. "Мистер Данкетт обнаружил, что ни одна из его ловушек не действует, и пришел в такое отчаяние из-за сожранного зерна, что решил сам изобрести крысиную ловушку. Он начал с того, что постарался как можно лучше поставить себя на место крысы.
"Есть ли что-нибудь такое, - спросил он себя, - к чему, будь я крысой, я должен был бы иметь такое доверие, что не мог бы этого заподозрить без того, что бы не заподозрить вообще все в мире и вообще не потерять способность без страха двигаться в каком бы то ни было направлении?
Он мыслил некоторое время, но ответа не получил, пока в одну ночь его комната не озарилась светом и он не услышал голос с небес: "Сточные трубы!"
Теперь все стало ясно. Заподозрить сточную трубу значило бы перестать быть крысой. Здесь Скерчли дал разъяснение, что внутри должна быть спрятана пружина, но труба должна быть открыта с обоих концов; если труба будет с одного конца закрыта, крысе, естественно, не захочется лезть в нее, поскольку у нее не будет уверенности, что удастся выбраться. Здесь я (Батлер) перебил и сказал: "Вот именно это и не позволило мне вступить в церковь".
Когда он (Батлер) рассказал мне об этом, то я (Джонс) понял, что было у него на уме, и если бы он не находился в таком респектабельном обществе, то сказал бы: "Вот именно это и не позволило мне вступить в брак" (с. 262 - 263).
Полагаем, что тот или другой философский вывод из этой истории каждый может применить (или не применять) к своей жизни самостоятельно...

5.4. Формализация описания на основе аналогий
Ранний мистицизм привел Г.Бейтсона к использование аналогий, которое заключается в переносе ментальных операций, полезных при анализе одной области, на анализ в другой. С использованием аналогий для формирования групп однородных феноменов, мы уже сталкивались при анализе металога "Что такое инстинкт?" Рассмотрим еще один пример.
Развивая идею потенциальной полезности способов мистического мышления в весьма различных областях наблюдений, в частности, в антропологии, Г.Бейтсон поясняет об этом: "Сегодня я не стану проповедовать эту мистическую веру в тех же терминах, а скорее скажу, что типы ментальных операций, полезные при анализе одной области, могут быть в равной степени полезны и при анализе другой; что скорее структура (эйдос) науки, нежели структура природы, является той же самой во всех областях. Однако я смутно воспринял именно более мистическую трактовку вопроса, и это было чрезвычайно важно" (106).
"Тот мистицизм оказал помощь и еще в одном отношении. Я хочу подчеркнуть, что всегда, когда мы гордимся собой, обнаружив новый, более строгий способ мышления или описания, когда мы начинаем слишком сильно настаивать на "операционализме", символической логике или какой-то еще из этих существенных "систем трамвайных путей", мы теряем что-то от способности "думать новые мысли". В равной степени, разумеется, когда мы восстаем против стерильной ригидности формального мышления и способов описания и оставляем наши идеи без присмотра, мы также теряем. Мне кажется, что прогресс научной мысли проистекает из комбинации расплывчатого и строгого мышления, и эта комбинация - самый драгоценный инструмент науки" (с. 107).
"Мой мистический взгляд на феномены внес особый вклад в построение этой двойной привычки ума - она одновременно и заводила меня в сумасбродные "интуиции", и принуждала к более строгому формальному мышлению в связи с этими интуициями. Она поощряла расплывчатое мышление и затем немедленно настаивала, чтобы эта расплывчатость была проверена жесткой конкретностью. Суть в том, что первая интуиция, взятая по аналогии, сумасбродна, но затем, в тот момент, когда я начинаю работать над аналогией, я наталкиваюсь на строгие формулировки, разработанные в той области, из которой я позаимствовал аналогию" (с. 107).

5.5. Выявление и устранение эпистемологических ошибок как основа улучшения мышления
Главной [эпистемологической] ошибкой подавляющего большинства философов Г.Бейтсон полагал восприятие частностей вне холистического восприятия. Эта ошибка может быть устранена соответствующим обучением.

5.5.1. Эпистемология и онтология
"Философы выделили и описали два типа проблем. Первый - это проблемы того, каковы вещи, что есть личность и каков этот мир - т.е. проблемы онтологии" (с. 335). Об этом аспекте Г.Бейтсон сообщает немного. Более важным он полагает то, что онтология неотделима от гносеологии. Среди прочего он пишет: "Мой собственный опыт с ЛСД привел меня к выводу, что Просперо был неправ, когда говорил: "Мы сделаны из того же материала, что и сны". Мне показалось, что чистый сон (как и чистая цель) достаточно тривиален. Это не тот материал, из которого мы сделаны, а только кусочки и частички этого материала" (с. 404).
Г.Бейтсона интересует умопостижимость онтологии, т.е. гносеология. Он пишет: "Второй тип - это проблемы того, каким образом мы что-либо знаем, или, более точно, каким образом мы узнаем, каков этот мир, и что мы за существа, которые вообще могут знать нечто (или, возможно, ничего) о данном предмете. Это проблемы эпистемологии. Как на онтологические, так и на эпистемологические вопросы философы пытаются найти истинные ответы" (с. 335).
Г.Бейтсон уверен: "Нельзя разделить онтологию и эпистемологию в естественной истории человека. Его убеждения (обычно бессознательные) о том, чем является этот мир, определяют то, как он его видит и как в нем действует, а способы восприятия и действия будут определять его убеждения о природе этого мира. Таким образом, живой человек включен в сеть эпистемологических и онтологических предпосылок, которые, вне зависимости от их фундаментальной истинности или ложности, становятся для него частично самоподтверждающимися" (Ruesch, Bateson, 1951).
Г.Бейтсон пишет: "Очень неудобно постоянно ссылаться одновременно и на "эпистемологию" и на "онтологию", но было бы неправильно полагать, что в естественной истории человечества их можно разделить. Создается впечатление, что не существует подходящего слова, выражающего комбинацию этих двух концептов. Наиболее близки "когнитивная структура" или "структура характера", но эти термины не вполне способны передать, что здесь важен блок привычных предположений (предпосылок), имплицитно (условно-логически, по принципу: "если то, то... это" - А.) встроенных в отношения между человеком и средой, и эти предпосылки могут быть как истинными, так и ложными" (с. 336). Поэтому Г.Бейтсон (вместо комбинации этих понятий) часто пользуется только одним термином - "эпистемология" для описания "обоих аспектов сети предпосылок, управляющих адаптацией (или дезадаптацией) к человеческому или физическому окружению" (с. 336). Г.Бейтсон соглашается с утверждением Джорджа Келли, что названные предпосылки - "это правила, согласно которым индивид "конструирует" свой опыт" (с. 336).
Эпистемология Г.Бейтсона, оставаясь сама собой, граничит с релятивизмом и агностицизмом (абсолютизация отделения "территории" от "карты" - А.) с одной стороны, и с диалектическим пониманием - с другой. В первую очередь это "граничит с релятивизмом" связано с разделяемым Г.Бейтсоном знаменитым утверждением Кожибского: "карта - это не территория", а также другими высказываниями. Так, эпиграфом этого раздела, казалось бы, могло бы послужить следующее, вырванное из контекста, высказывание Г.Бейтсона: "Давайте вернемся к оригинальному утверждению Кожибского, благодаря которому он главным образом знаменит: карта - это не территория" (с. 412). Или взять, например, следующее утверждение Г.Бейтсона: "Мы говорим, что карта отличается от территории. Но что такое территория? Технически говоря, кто-то выходит, вооружившись измерителем или собственным глазом, и создает репрезентацию, которую затем наносит на бумагу. То, что оказывается на бумажной карте, является репрезентацией того, что было зрительной репрезентацией у некоторого человека, создавшего карту. Если вы пойдете вспять, то обнаружите бесконечную регрессию - бесконечную последовательность карт. Территория - это "вещь в себе", и с этим ничего не поделаешь. Процесс репрезентации всегда будет отфильтровывать ее, поэтому ментальный мир - это только карты карт карт (три однокоренных повтора - А.), и так до бесконечности. Все "феномены" - "видимость" в буквальном смысле слова" (с. 419).
Г.Бейтсон останавливается и на вопросе селекции, которую проводит разум человека, отбирая "факты". "Возникает вопрос: как происходит эта селекция? На каких принципах ваш разум отбирает то, о чем "вы" будете осведомлены? Об этих принципах известно мало, но кое-что все же известно, несмотря на то, что в процессе работы эти принципы сами по себе часто недоступны сознанию. Во-первых, многое из входящей информации сканируется сознанием, но только после того, как она была обработана полностью бессознательным процессом перцепции. Сенсорные события упаковываются в образы, и эти образы затем становятся "сознательными" (с. 397). После попадания на сетчатку глаза версии, отредактированной бессознательным, начинается восприятие, в котором "меня направляют цели" (с. 397). "Я вижу кто присутствует, а кто нет, кто понимает, а кто нет. По меньшей мере, я имею об этом предмете миф, который может быть вполне правильным", - пишет Г.Бейтсон. И далее: "сознание действует подобно медицине в том смысле, что производит выборку событий и процессов в теле и совокупном разуме. Оно организовано целевым образом. Это прибор ближайшего действия, помогающий нам быстро получить желаемое. Он предназначен не для жизни с максимальной мудростью, а для получения желаемого кратчайшим логическим путем. Это может быть обед, это может быть соната Бетховена, это может быть секс. На самом верху это могут быть деньги или власть" (с. 399).
Здесь следует добавить, что кроме индивидуального "фильтрования" возможен и происходит синтез "отфильтрованного", который, как следует полагать, и является репрезентативным, установленным независимо от сознания какого-то конкретного человека, т.е. объективно. Однако, сам Г.Бейтсон этого уточнения не делает.
Что касается другой границы, т.е. соотнесения его взглядов с диалектикой, то она заключается в видении Г.Бейтсоном единства эпистемологических противоположностей. Иллюстрацией может послужить рассказанная философом следующая история и его размышления о ней: "Во время обсуждения работы доктора Юнга я поднял вопрос, к которому никто не захотел отнестись серьезно (возможно, потому что моя интонация вызывала улыбку): есть ли истинные идеологии? Мы видим, что различные люди имеют различные идеологии, различные эпистемологии, различные идеи о взаимоотношениях человека и природы, различные идеи о природе самого человека, о природе его знания, его чувств и его воли. Но если бы в этих вопросах существовала истина, то стабильными могли бы стать только те социальные группы, чье мышление соответствует этой истине. Если же в мире нет культур, мыслящих в соответствии с этой истиной, то стабильных культур не было бы вообще" (с. 446).
"Но натуралист, наблюдающий человеческое поведение, задает совершенно другие вопросы. Если он является культурным релятивистом, то может согласиться с теми философами, которые полагают, что "истинная" онтология умопостижима, но не станет спрашивать, "истинна" ли онтология наблюдаемых им людей. Он станет ожидать, что их эпистемология культурно детерминирована или даже идиосинкразична (самобытна, носящая смешанный, возможно болезненный характер - А.), а также то, что культура в целом имеет смысл в данной эпистемологии или онтологии" (с. 335). "Если, с другой стороны, ясно, что локальная эпистемология ложна, натуралист должен быть внимателен к той возможности, что культура как целое либо никогда не будет иметь "смысла", либо будет осмысленной только при ограниченных условиях, которые могут быть разрушены контактом с другими культурами и новыми технологиями" (с. 335). Из этого положения можно сделать вывод, что чем большим набором онтологическо-эпистемологических подходов и способов принятия решений владеет человек, тем более он адаптивен, включая способность более адекватно отражать реальность.
Г.Бейтсон ясно понимает, что гносеологические концепции Запада в значительной степени являются ошибочными, а наиболее глубокие концепции Востока - способны их корректировать. Он пишет: "Меня особенно интересуют две группы предпосылок: те, на которых построены западные концепции "Я", и те, которые способны корректировать некоторые из самых крупных ошибок, связанных с западными концепциями" (с. 336).

5.5.2. Эпистемологические ошибки
Эпистемологическая проблема. Первой эпистемологической ошибкой можно назвать неправильное самопознание и следующее из него неправильное представление о других объектах. Г.Бейтсон поясняет это так: "Первым делом я хочу, чтобы вы приняли участие в маленьком эксперименте. Я попрошу вас проголосовать. Кто согласен с тем, что вы видите меня? Я вижу поднятые руки, это значит, что сумасшествие любит компанию. Разумеется, в действительности вы не видите меня. То, что вы "видите" - это ворох кусочков информации обо мне, которую вы синтезируете в зрительный образ. Этот образ делаете вы. Это так просто" (с. 444).
"При рассмотрении восприятия нам не следует говорить, например, "я вижу дерево", поскольку дерево не находится внутри нашей системы объяснения. В лучшем случае, возможно увидеть только образ, который есть сложная, однако систематическая трансформа дерева. Этот образ, разумеется, энергетизируется моим метаболизмом, а природа трансформы отчасти определяется факторами моих нервных цепей. "Я" создаю образ под влиянием различных ограничений, частично накладываемых моими нервными цепями, а частично внешним деревом" (с. 375). Таким образом очевидно, что Г.Бейтсон несомненно признает существование внешних объектов.
"Утверждение "я вижу вас" (или "вы видите меня") содержит в себе то, что я называю "эпистемологией". Оно содержит в себе предположение о том, как мы получаем информацию, что такое информация и т.д. Когда вы говорите, что "видите" меня и поднимаете руки с невинным видом, вы фактически соглашаетесь с определенными утверждениями о природе знания и о природе вселенной, в которой мы живем" (с. 444).
"Я настаиваю, что многие из этих утверждений ложны, даже несмотря на то, что мы все их разделяем. В таких эпистемологических утверждениях ошибка не так легко обнаруживается и не так легко наказывается. Вы и я способны передвигаться по миру, прилетать на Гавайи, читать статьи по психиатрии, найти свое место за столом и вообще функционировать разумно как человеческие существа, несмотря на очень глубокую ошибку. Ошибочные предпосылки все равно работают" (с. 444).
"С другой стороны, предпосылки работают только до определенного предела, и если они несут серьезные эпистемологические ошибки, то на некоторой стадии (при некоторых обстоятельствах) вы обнаружите, что они больше не работают" (с. 444). Особенно отчетливо эти ошибки можно выявить на примерах оптического восприятия глазом тех или иных объектов и возникающих отсюда ментальных иллюзиях.
Революция Ламарка - и теории эволюции. Г.Бейтсон считает, что наши эпистемологические ошибки связаны с еще одной группой вопросов - осмыслением революции, совершенной в биологии Ламарком, показавшим, что лестница эволюции начинается вовсе не с Бога, как верили до него (Philosophie Zoologique, 1809 - А.). "До Ламарка считалось, что органический (живой) мир имеет иерархическую структуру с Разумом наверху. Цепь (лестница) спускалась вниз через ангелов, через человека, через обезьян вплоть до инфузорий и простейших и еще дальше к растениям и камням" (с. 414). "Ламарк перевернул эту лестницу вверх ногами. Он заметил, что животные изменяются под экологическим давлением" (с. 414). Он показал, что изменения ведут от инфузории к человеку, а не наоборот. "Он выработал и сформулировал несколько очень современных идей: никакому существу (включая Бога - А.) нельзя приписывать психологические способности, для которых у него нет органов; ментальный процесс всегда должен иметь физическую репрезентацию; сложность нервной системы соотносится со сложностью разума" (с. 393).
Что касается теории естественного отбора Дарвина, эволюционных теорий Гексли и сделанных в Индонезии открытий Рассела Уоллеса, подтверждающих эти теории, то признавая то положительное, есть в этих концепциях середины ХIХ в., Г.Бейтсон отмечает, что Ч.Дарвин допустил серьезную эпистемологическую ошибку.
Г.Бейтсон пишет: "Рассел Уоллес послал Дарвину из Индонезии свое знаменитое эссе, в котором объявил о своем открытии естественного отбора, совпадавшим с открытием Дарвина" (с. 393). И далее: "Уоллес видел вопрос правильно: естественный отбор действует главным образом ради сохранения видов неизменными, однако он может действовать и на более высоких уровнях ради сохранения постоянства той сложной переменной, которую мы называем "выживанием" (с. 394).
Г.Бейтсон рассматривает колею, в которую после гениального открытия Ч.Дарвина попала наша цивилизация, как особый вид эволюционного тупика. Он пишет: "Теперь мы начинаем видеть некоторые эпистемологические заблуждения западной цивилизации. В соответствии с общим мыслительным климатом Англии середины девятнадцатого века Дарвин предложил теорию естественного отбора и эволюции, в которой единицей выживания была либо семейная линия, либо вид, либо подвид или что-то в том же роде. Однако сегодня вполне очевидно, что единицей выживания в реальном биологическом мире является система "организм плюс окружающая среда" (с. 449). Или, другими словами: "Раньше мы считали единицами выживания иерархию таксономических единиц: индивидуум, семейная линия, подвид, вид и т.д. Теперь мы видим другую иерархию единиц: ген-в-организме, организм-в среде, экосистема и т.д. (с. 449).
"Мы учимся на горьком опыте, что организм, разрушающий свою окружающую среду, разрушает себя" (с. 449). "Начиная с эпистемологической ошибки выбора неправильной единицы, вы заканчиваете тезисом: "Человек против природы" (с. 449). Эпистемологическая ошибка не страшна до тех пор, пока человек не создал вокруг себя окружающие условия ("вселенную"), в которых эта ошибка имманентна этим условиям (с. 450 - 451). "Когда вы имеете технологию, достаточно эффективную для осуществления ваших эпистемологических ошибок и опустошения мира, в котором живете, тогда ошибка приобретает летальный характер" (с. 450).

5.5.3. Эпистемология с позиций кибернетического подхода
Кибернетический подход. Рассматривая онтологическо-эпистемологические вопросы, Г.Бейтсон противопоставляет рассмотренному подходу который содержит эпистемологические ошибки новый, кибернетический подход, базовые исследования в области теории информации, а также в смежных с ними науках. Он пишет: "Теперь мы знаем достаточно определенно, что древний вопрос, является ли разум имманентным или трансцендентным, может быть решен в пользу имманентности. Этот ответ более экономен в отношении объяснительных сущностей, нежели любой трансцендентальный ответ, поэтому он, по меньшей мере в негативном аспекте, опирается на "бритву Оккама" (с. 337). Хорошая опора!..
Рассматривая простейшие кибернетические системы (типа регулировки ограничения числа оборотов маховика паровой машины центробежным регулятором подачи топлива), а затем и более сложные системы, Г.Бейтсон приходит к следующему заключению. "Наиболее существенно в данном контексте наше знание о том, что никакая часть такой внутренне интерактивной системы не может иметь одностороннего контроля ни над остальной системой, ни над любой ее частью. Ментальные характеристики присущи (имманентны) комплексу в целом" (с. 337). "Другими словами, поведение регулятора определяется поведением других частей системы, а также косвенно его собственным поведением в прошлом" (с. 337). И поясняет: "Холистический и ментальный характер системы наиболее ясно демонстрируются этим последним фактором, т.е. тем, что поведение регулятора (и, разумеется любого другого участка каузальной цепи) частично определяется его собственным поведением. Послание (т.е. последовательные трансформы различия) должно пройти через весь контур, и время, требуемое для того, чтобы послание вернулось в точку отправления, является базовой характеристикой системы в целом. Таким образом, поведение регулятора (или любой другой части контура) до некоторой степени определяется не только его непосредственным прошлым, но также и тем, что он делал в пределах интервала времени, необходимого для обхода контура. Следовательно, даже простейший кибернетический контур имеет нечто вроде детерминирующей памяти" (с. 338). Далее Г.Бейтсон поясняет: "Даже человек, правящий социальной системой, связан теми же ограничениями. Им управляет информация, приходящая из системы, и он должен адаптировать свои действия к ее временным характеристикам и к результатам своих прошлых действий" (с. 338).
И снова: "Таким образом, ни в одной системе, обнаруживающей ментальные характеристики, никакая часть не может односторонне контролировать целое. Другими словами, ментальные характеристики имманентны системе в целом, а не какой-то ее части" (с. 338).
На этом основании Г.Бейтсон делает вывод, что компьютер мыслить не может, ибо он - "сегмент большого контура", включающего человека и среду. Поэтому "Будет вполне законным приписать этой системе ментальные характеристики. Она действует методом проб и ошибок и способна к творчеству" (с. 339). Развивая эту мысль, Г.Бейтсон утверждает: "Аналогично можно сказать, что "психика" имманентна контурам мозга. Либо, что она имманентна контурам, заключенным внутри системы, "мозг плюс тело". Либо, наконец, что она имманентна более широкой системе "человек плюс среда" (с. 339).
О мышлении животных, отношении к разуму и чувствам. Г.Бейтсон допускает наличие осознания своего "Я" животными и полагает, что у млекопитающих "вычисления" в области отношений - такие, как "любовь, ненависть, уважение, зависимость, доминирование, отыгрывание ролей и визуальное наблюдение таковых" могут быть названы "мыслями". Он пишет: "Все это стоит в центре жизни любого млекопитающего, и я не вижу причин не назвать эти вычисления "мыслями", хотя, несомненно, единицы вычисления отношений отличаются от тех единиц, которые мы используем для вычисления вещей, поддающихся изоляции" (с. 429). Таким образом по Г.Бейтсону животные - мыслящие существа, каковыми они и являются в действительности.
Разум и ментальность. "Мы живем в странную эпоху, когда многие психологи пытаются "гуманизировать" свою науку, проповедуя антиинтеллектуальные учения. С тем же успехом они могли бы попытаться, отвергнув математические инструменты, сделать физику более физической" (с. 429). "Попытка отделить интеллект от эмоций чудовищна, и я полагаю, что в равной степени чудовищна и опасна попытка отделить внешний разум от внутреннего" (с. 429). Г.Бейтсон утверждает: "Если вы отделяете разум от структуры, которой он имманентен (человеческим отношениям, человеческому обществу, или экосистеме), вы, я уверен, впадаете в фундаментальную ошибку, которая в конечном счете обязательно вам отомстит" (с. 450).
Иногда Г.Бейтсону приписывают веру в разумность материи. Сам же он писал: "Я не согласен с Самюэлем Батлером, Уайтхедом и Тейар де Шарденом, что из этого ментального характера макроскопического мира следует, что отдельные атомы должны иметь ментальность или ее потенцию. Я вижу ментальность только как функцию сложных взаимоотношений" (Примеч. к стр. 431).
Г.Бейтсон пишет: "Единица, выказывающая характеристики метода "проб и ошибок", имеет законное право называться ментальной системой" (с. 424). И делает вывод, что при описании "ментальной системы" каждый раз в новой ситуации нужно подбирать свое релевантное описание. Например при описании слепого человека по улице нужно использовать человека, трость, улицу. "Но когда слепой садится, чтобы съесть свой завтрак, его трость и передаваемые ею сообщения более не релевантны, если требуется понять его питание" (с. 424).
Г.Бейтсон перечисляет следующие четыре существенные минимальные характеристики системы, которые, он считает характеристиками разума:
1) система должна оперировать с различиями и на основании различий;
2) система должна состоять из замкнутых петель, или сетей, вдоль которых должны передаваться различия и трансформы различий (через нейрон передается не импульс, а новость о различии);
3) многие события в системе должны энергетизироваться скорее получателем, чем "запускателем" воздействия;
4) система должна выказывать свойство самокоррекции в направлении гомеостаза и/или в направлении "убегания". Самокоррекция подразумевает метод "проб и ошибок" (с. 448).
"Эти минимальные характеристики разума генерируются всегда и везде, где существует соответствующая петлевая структура каузальных цепей. Разум - необходимая, неизбежная функция соответствующей сложности, где бы эта сложность не возникла. Но эта сложность встречается во многих других местах, помимо наших с вами голов" (с. 448).
"Таким образом, мы получаем картину разума как синонима кибернетической системы: совокупной системы обработки релевантной информации, применяющей метод "проб и ошибок". И мы знаем, что внутри разума (в самом широком смысле этого слова) будет существовать иерархия субсистем, любую из которых мы можем назвать индивидуальным разумом" (с. 425). И наконец: "Но эта картина в точности подобна той, к которой мы пришли при обсуждении единицы эволюции. Я полагаю, что эта идентичность - самое важное обобщение из всего, что я здесь сегодня говорил" (с. 425).
Итак, рассматривая скорректированную дарвиновскую единицу выживания, Г.Бейтсон приходит к выводу, что ею является "организм плюс окружающая среда" (с. 449). И делает ошеломляющее заключение: "возникает очень странное и удивительное тождество: единица эволюционного выживания оказывается тождественной единице разума" (с. 449).
Но что же значит и дает нам то, что единицей выживания является эволюционно более развитый и организованный разум? Г.Бейтсон пишет об этом: "Это означает, что сейчас я пытаюсь локализовать нечто, что называю "Разумом", как что-то имманентное большой биологической системе - экосистеме. Если же я начерчу границы системы на другом уровне, тогда разум будет имманентен совокупной эволюционной структуре. Если эта идентичность ментальной и эволюционной единиц верна в широком смысле слова, наше мышление претерпевает многочисленные сдвиги" (с. 425).
Имманентность, а не трансцендентность. Г.Бейтсон признавал, что раз есть много индивидуальных человеческих имманентных разумов, то можно считать разумной и всю систему, частью которой они являются. С этой точки зрения допустимо говорить и об общем имманентном разуме В этом - смысл его утверждения, о том, что имеется общий имманентный разум, хотя трансцендентального разума и нет.
По Г.Бейтсону: "Ментальный детерминизм не трансцендентен, а имманентен, и он особенно сложен и очевиден в тех областях вселенной, которые либо живы, либо содержат живые существа. Однако, западное мышление до такой степени сформировано предпосылкой трансцендентного божества, что многим людям трудно переосмыслить свои теории с позиции имманентности. Даже Дарвин время от времени писал о естественном отборе в таких выражениях, которые почти приписывали этому процессу характеристики трансцендентности и цели. Поэтому, возможно, имеет смысл дать грубый эскиз различия между верой в трансцендентность и верой в имманентность. Трансцендентный разум (или божество) воображается как личностное и вездесущее начало, получающее информацию по каналам, отделенным от всего земного. Он видит, что действие вида должны разрушить его экологию, и тогда в печали или гневе насылает войны, чуму, загрязнение и радиоактивные осадки. Имманентный разум достиг бы того же финального результата, но без печали и гнева. У имманентного разума нет отдельных внеземных каналов, через которые он мог бы знать или действовать. Поэтому у него не может быть отдельных эмоций или оценочных комментариев. Имманентное будет отличаться от трансцендентного в сторону большего детерминизма. Святой Павел сказал: "Не обманывайтесь, Бог поругаем не бывает (К Гал., 6:7; вариант: "Бога нельзя обмануть" - А.). Подобным же образом имманентный разум не проявляет ни мстительности, ни попустительства. Нет никакого смысла просить прощения: имманентный разум "поругаем не бывает". Однако сколь наши разумы, включая наши инструменты и наши действия, - это только части большого разума, его вычисления могут быть искажены нашими противоречиями и искажениями. Коль скоро имманентный разум включает наше безумие, он сам неизбежно подвержен возможному безумию. С помощью нашей технологии мы вполне способны вызвать безумие большой системы, частью которой являемся" (с. 431 - 432).
Теология и кибернетическая эпистемология. Понимание этого "Бога" у Г.Бейтсона предельно рационально и отличается от трансцендентного Абсолюта мистиков (индуистов-адвайтистов, суфиев, ряда христианских направлений и др.), а также от той сложной комбинации верований в триединого трансцендентально-имманентного Бога, которой является христианство (с. 426). Г.Бейтсон утверждает: "Теология изменяется, а возможно и обновляется. В течение 5 тысяч лет средиземноморские религии раскачивались в одну и в другую сторону между имманентным и трансцендентным. В Вавилоне трансцендентные боги пребывали на вершинах холмов. В Египте имманентный бог пребывал в фараоне. Христианство является сложной комбинацией обоих верований. Кибернетическая эпистемология, которую я вам изложил предлагает новый подход. Индивидуальный разум имманентен, но не только телу, а также контурам сообщения вне тела. Также есть большой Разум, в котором индивидуальный разум - только субсистема. Этот большой Разум можно сравнить с Богом, и он, возможно (с большой натяжкой - А.), и есть то, что некоторые люди понимают под "Богом", однако он по-прежнему имманентен совокупной взаимосвязанной социальной системе и планетарной экологии" (с. 426).
Противопоставление Г.Бейтсоном понятия имманентного разума большой системы трансцендентному разуму логически исключает соотнесение с ним религиозных воззрений, и указывает не более, чем на наличие в системе цели, разумных способов ее достижения, а следовательно и обслуживающей эту цель ментальности - имманентного разума. Выполненный далее Г.Бейтсоном анализ указывает на те катастрофические, губительные для экологии последствия, которые в условиях постиндустриального общества следуют, как из базирующихся на Библии западных религиозных представлениях о санкционированном Богом владычестве человека над природой (Бытие, 1:26-27), так и из популярных примитивных атеистических воззрений о владычестве, которое санкционировано разумом (при использовании современных технологий).

5.6. Системная полнота уровней анализа или экология

"Вы спросите меня: чем велик человек?... Что создал вторую природу? Что привел в движение силы почти космические? Что в ничтожные сроки завладел планетой и прорубил окно во Вселенную? Нет! Тем, что, несмотря на все это, уцелел и намерен уцелеть дальше. (...)
Правильно он сказал: самый героический поступок человечества - это то, что оно выжило и намерено выжить дальше" (Стругацкий А, Стругацкий Б. "Пикник на обочине").

5.6.1. Причины возникновения экологического кризиса
О наличии экологического кризиса свидетельствует уничтожение леса Европы, создание человеком пустыни на Среднем Востоке и в Северной Африке, широкое применение ДДТ, вымирание вследствие этого животных, и многие другие факты. Г.Бейтсон пишет следующее: "Сейчас многим людям ясно, что из эпистемологических ошибок Запада выросло много катастрофических опасностей. Их диапазон простирается от инсектицидов, загрязнения, радиоактивных осадков до возможности таяния ледяной шапки в Антарктиде. Хуже всего то, что наши маниакальные усилия по спасению индивидуальных жизней создали возможность мирового голода в самом ближайшем будущем" (с. 453). Для нас наступление экологического кризиса стало особо ощутимо после Чернобыля. Еще более страшной для Украины является угроза прорыва плотины Киевского моря.
Постановка и суть проблемы. По Грегори Бейтсону, в основе всех многочисленных нынешних угроз выживанию человека лежат три корневые совместно действующие причины:
а) технологический прогресс;
b) рост популяции;
с) определенные ошибки в мышлении и тенденциях западной культуры. Это относится к традиционным (однако ошибочным) религиозным идеям, относительно природы человека и его отношений с окружающей средой (с. 444). Об этих "ценностях" Г.Бейтсон утверждает: "Наши ценности ошибочны" (с. 456).
Указанные три корневые причины тесно связаны таким образом, что человечество спасла бы коррекция любой из них.
Экология дурных идей. Бейтсон пишет, что подобно тому, как существует экология сорняков, есть и экология дурных идей. Характеристика системности такова, что базовая ошибка воспроизводит себя. Она, подобно паразиту, прорастает сквозь ткани жизни своими корнями и все приводит в хаос. Когда кто-либо сужает свою эпистемологию и действует на основании предпосылки: "меня интересую я сам, моя организация и мой вид", он обрубает рассмотрение других петель целостной структуры. "Все мы глубоко "окультурены" идеями "Я", организации и вида, и нам трудно поверить, что человек мог видеть свои отношения с окружающей средой каким-то другим способом..." (с. 450).
Г.Бейтсон детально рассматривает ошибки мышления, которыми сегодня заражена наша цивилизация и которые являются важнейшими причинами экологического кризиса и показывает, что это идеи, которые возникли во время индустриальной революции. Эти ошибки он резюмирует следующим образом:
а) Мы против окружающей среды.
b) Мы против других людей.
c) Значащая единица - индивидуум (индивидуальная компания, либо индивидуальная нация).
d) Мы можем в одностороннем порядке контролировать окружающую среду и должны стремиться к такому контролю.
e) Границы нашего обитания могут бесконечно расширяться.
f) Здравый смысл заключается в экономическом детерминизме.
g) Технология даст нам все.
Г.Бейтсон пишет, что великие, однако в конечном счете разрушительные, достижения технологии за последние 150 лет доказали, что эти идеи попросту ложны... "Существо, побеждающее свою окружающую среду, разрушает себя" - утверждает он.
Факторы экологического кризиса. Наряду с перечисленными ошибками мышления, Г.Бейтсон рассматривает группу, которую можно назвать факторами экологического кризиса. Они помогают лучше осознать природу рассматриваемого явления и противодействовать экологическому кризису. Эти факторы обуславливаются природой человека, тенденциями общественного развития, а так же свойствами эпистемологических ошибок.
Первым важнейшим фактором, который усугубляет сложившуюся ситуацию, является привычка человека изменять скорее окружающую среду, нежели себя. "В истории эволюции подавляющее большинство шагов было сделано организмами внутри самих себя. Некоторые шаги носили промежуточный характер, когда организмы достигали изменений в окружающей среде посредством локальных изменений. В отдельных случаях неантропоидные организмы достигали создания вокруг себя модифицированной микросреды: таковы, например, гнезда некоторых муравьев и пчел, гнезда птиц, концентрированные хвойные леса, колонии грибов и т.д." (с. 410). Изменения, совершаемые человеком в отношении уничтожения естественной экологии несоизмеримо превосходят все доселе известные.
Вторым фактором экологического кризиса является утрата гибкости управления из-за ориентации на быстро достигаемые преимущества. Философ поясняет, что курс, направленный на выполнение обещанных кратковременных преимуществ, на образ действий, выбранный ради максимизации отдельных переменных, стал жестко запрограммированным, превратился в парадигму вымирания из-за утраты гибкости. Со временем эта катастрофическая парадигма стала еще более летальной. "Если эта оценка верна, тогда экологические идеи, имплицитно содержащиеся в наших планах, важнее самих этих планов. Было бы глупостью принести эти идеи в жертву на алтаре прагматизма. "Продажа" планов за поверхностные аргументы ad hominem, адресованные скорее к чувствам и предрассудкам, нежели к интеллекту, которые скроют более глубокие истины или вступят с ними в противоречие, не окупится в длительной перспективе" (471).
Третьим, усугубляющим сложившуюся ситуацию фактором экологического кризиса, является появление и усиление действия "частичного сознания юридических лиц". Г.Бейтсон поясняет, что за последние сто лет возник социологический феномен, угрожающий изолировать сознательную цель от многих корректирующих процессов, которые могли бы поступать из менее сознательных частей разума. В наши дни социальная система характеризуется существованием большого числа сущностей, которые в соответствии с законодательством имеют что-то вроде статуса "лиц". Это - тресты, компании, политические партии, профсоюзы, коммерческие и финансовые предприятия и т.п. Факт состоит в том, что они не являются не только лицами, а даже совокупностями целостных личностей. Они представляют собой совокупности частей личностей. "Когда мистер Смит входит в зал заседаний своей компании, от него ожидается, что он сузит свое мышление до специфических целей всей компании, либо той части компании, "представителем" которой он является. К счастью, он не вполне способен на это, и некоторые решения компании принимаются под влиянием соображений, возникающих в более широких и более мудрых частях разума. Однако, в идеале от мистера Смита ожидается, что он будет действовать как чистое нескорректированное сознание - как дегуманизированное существо" (с. 411).
Четвертым фактором, впрочем оказывающим косвенное влияние, является то, что люди - это саморегулирующиеся системы. Он определяет, почему людям трудно увидеть очевидное. Г.Бейтсон объясняет это так: "Доктор Лэинг отмечал, что людям бывает очень трудно увидеть очевидное. Это происходит потому, что люди - это саморегулирующиеся системы. Они саморегулируются против беспокойства, и если это "очевидное" не таково, что его можно легко ассимилировать без внутреннего беспокойства, то их механизмы самокоррекции срабатывают так, чтобы это отодвинуть, спрятать, а если необходимо, то и закрыть глаза или отключить другие звенья процесса восприятия" (с. 394). При этом беспокоящая информация может быть окружена соответствующим фреймом. После этого она уже не причиняет неудобства. Это совершается в соответствии с представлением самой системы о том, что является неудобством. И эти идеи-предпосылки, определяющие, что же именно причиняет неудобство, суть нечто, что было выучено, а затем стало воспроизводиться или сохраняться. Все изложенное заслуживает внимания при рассмотрении мировоззрений - как различных теоцентрических, так и нетеистических. Причем это характерно как для взглядов отдельного человека, так и для групп людей, которые разделяют какие-либо общие убеждения, а так же для общества в целом.
Пятый и шестой факторы - самоподтверждаемость систематической эпистемологической ошибки и отсрочка наказания за ее совершение во времени. "Заметьте, что снова встает вопрос, сколько нужно времени, чтобы столкнуться с неприятностями. Эпистемологические ошибки часто подкрепляются и, следовательно, их можно назвать самоподтверждающимися. Вы можете благополучно идти своим путем, несмотря на тот факт, что умственные предпосылки весьма глубокого уровня, на основе которых вы действуете, попросту ложны" (с. 446).

5.6.2. Меры по сохранению здоровой экологии цивилизации
По Г.Бейтсону здоровую экологию человеческой цивилизации следовало бы определить так: "единая система окружающей среды в комбинации с высокой человеческой цивилизацией, в которой гибкость цивилизации должна соревноваться с гибкостью окружающей среды для создания функциональной сложной системы, открытой для медленных изменений даже базовых (жестко запланированных) характеристик" (с. 460).
Рассмотрим меры, которые предлагает Г.Бейтсон по спасению экологии на основании приведенных классификаций.
Первые две названные выше группы коренных причин возникновения экологического кризиса [группы а) и b)] в нынешних условиях корректировке поддаются с трудом и незначительно. Учитывая это Г.Бейтсон отмечает следующее:
а) В настоящее время уже невозможно предотвратить дальнейший технологический прогресс. Вместе с тем, соответствующие организации должны исследовать возможности направить его в приемлемое русло.
b) Что касается мальтузианской экспоненты, которую он уместно называет популяционным взрывом, то хотя взрывной рост популяции является самой важной проблемой, которая стоит сегодня перед миром, тем не менее, популяция продолжает расти. Пока этот рост, продолжается, следует ожидать непрерывного возникновения все новых угроз для выживания, которые возникают как самокоррекция природы на дисбаланс частоты рождаемости и смертности. В конце концов может возникнуть всеобщий голод. "Здесь мы не предполагаем решений для проблемы взрывного роста популяции, однако можно отметить, что мышление и походы западной культуры делают трудным или невозможным любое решение, которое мы можем себе вообразить" (с. 457). Уже теперь следует ожидать, что природа в любой момент может осуществить сверхкоррекцию (458).
Апеллируя к ясности разума, Г.Бейтсон обращает свой взгляд на Восток, где "еще есть уцелевшие островки нормальности" и в философии которого "многое гораздо более нормально, чем все, порожденное Западом" (с. 453).
Опуская детальный анализ, этих вопросов который проводит Г.Бейтсон, можно заключить, что для здоровой экологии человеческой цивилизации необходима реализация следующих мер:
1) Достижения цивилизации (ее технические средства, компьютерная мудрость и др.) нужно сохранять и увеличивать. Иначе, если они будут утрачены, все повторится сначала, к тому же будет потеряно время.
2) "Высокая" цивилизация должна не только удовлетворять разнообразным потребностям человечества (включая культурно-образовательные, религиозные и др.), но и быть адаптивной - готовой к встрече с непредсказуемыми изменениями.
3) "Высокая" цивилизация должна ограничивать потребление природных ресурсов, только для обеспечения необходимых изменений; во всем остальном источником энергии для космического корабля "Земля" должно стать Солнце; отсюда необходимость технологического прорыва. Вместе с тем, при нынешней технологии, используя в качестве энергетических ресурсов только фотосинтез, ветер, приливы и реки, человечество, вероятно, смогло бы поддерживать только небольшую часть нынешней популяции.
Кроме того, Г.Бейтсон особое внимание уделяет вопросам обеспечения "гибкости" управления экологией. Гибкость он определяет как "не зарезервированный для какой-либо конкретной цели потенциал к изменению" (с. 463). Под ее потерей понимается такое состояние, когда изменение других переменных еще более ухудшает состояние "напряженной" и приводит к дальнейшему росту патологии (например, возрастание комфортабельности в условиях перенаселения). Необходима такая адаптация комбинированной системы (цивилизации и экологического окружения), при которой патология бы не увеличивалась.
Важное значение Г.Бейтсон придает распределению гибкости адаптации системы. Среди не лучших способов распределения гибкости Г.Бейтсон полагает государственный закон. Он пишет: "Закон - это определенно неподходящий метод стабилизации фундаментальных переменных. Стабилизацию следует производить через процессы образования и формирования характера, т.е. через те части нашей социальной системы, которые ныне подвергаются максимальным пертурбациям, чего и следовало ожидать" (с. 465).
Современная цивилизация строит свое развитие на запретах (они - иное название закона), направленных против вторгающихся переменных. Г.Бейтсон предлагает поощрять людей к знанию и более частому использованию своих свобод и гибкости.
Для решения сложной задачи управления системами идей Г.Бейтсон предлагает: во-первыз, анализ "естественного отбора", который управляет тем, какие идеи будут жить дольше всего; во-вторых, рассмотрение того, каким образом этот процесс иногда работает на создание эволюционных тупиков (с. 467).
Выживание идей. Рассматривая механизмы выживания идей, Г.Бейтсон заключает, что наиболее выживающими являются идеи, установившиеся, которые уже не надо вырабатывать, то есть перешедшие в привычку. Идеи, которые выживают при повторяющемся использовании, фактически обрабатываются способом, отличным от того, которым разум обрабатывает новые идеи. При формировании привычек разум отсортировывает идеи, выживающие при повторяющемся использовании, и заносит их в категорию "надежных идей". Одновременно гибкие части разума разгружаются для работы над новыми вопросами. Иначе говоря, частота использования какой-либо идеи становится детерминантом ее выживания. Более того, выживанию обычно способствует то, что формирование привычек имеет тенденцию убирать идею из зоны критического исследования (с. 467-468). Кроме того, Г.Бейтсон отмечает взаимное усиление (или ослабление) идей в результате их комбинирования, взаимной поддержки и "загадочной поляризации системы". Поскольку наиболее часто повторяющимися идеями являются общие и абстрактные идеи (а от них и зависят другие идеи), то их расшатывание и ведет к общей констелляции [идей]. Среди наиболее повторяющихся, консервативных идей, укоренившихся в нашей жизни, есть много попросту неверных и которые становятся патогенными в сочетании с современной технологией. Таким образом возникают тупики развития цивилизации.
Особое значение Г.Бейтсон уделяет вопросам бюджета гибкости идей, включая базовые культурные идеи, среди которых он рассматривает такие как: "Золотое правило", "Око за око", "Справедливость", "Здравый смысл бережливости" или "здравый смысл изобилия", "Имя этой вещи - стул" и другие языковые предпосылки, способствующие овеществлению" и т.д. Как сказал один из мастеров Дзен: "Это ужасно - к чему-то привыкнуть". Поэтому, говорит Г.Бейтсон: "Для поддержания гибкости данной переменной надо либо упражнять гибкость, либо непосредственно контролировать вторгающиеся переменные" (с. 469).
Г.Бейтсон подчеркивает важность экологических идей при городском планировании, необходимость ознакомления планировщиков с теорией. Он ставит вопрос о необходимости осуществления реконструкции большого города на основе экологических идей, имплицитно заложенных в соответствующих планах. Однако главной надеждой на спасение, Г.Бейтсон все-таки полагает новый кибернетический подход к экологии. О нем Г.Бейтсон поясняет следующее: "Фрейдистская психология расширила концепцию разума вглубь ради включения всей внутренней коммуникативной системы (автономной, связанной с привычками), а также широкого спектра бессознательных процессов. То, о чем говорю я, расширяет разум вовне. И оба эти изменения сужают сферу компетенции сознательного "Я". Тут становится уместным известное смирение, смягчаемое удовлетворением или радостью быть частью чего-то большего. Если хотите, частью Бога. Если вы помещаете Бога вовне, ставите его лицом к лицу с его творением и если при этом у вас есть идея, что вы созданы по его образу и подобию, то вы естественно и логично станете видеть себя вне и против окружающих вещей. Если же вы самонадеянно приписываете весь разум самому себе, вы станете видеть окружающий мир как неразумный и, следовательно, не заслуживающий моральных или этических оценок. Окружающая среда станет казаться предназначенной для эксплуатации. Вашей единицей выживания станете вы сами, ваш народ или ваши сородичи, противопоставленные окружению других социальных единиц, других рас, зверей и овощей. Если таковы ваши представления о ваших взаимоотношениях с природой, и при этом вы имеете современную технологию, ваша вероятность выживания будет такой же, как у снежинки в аду. Вы погибнете либо от токсичных отходов своей собственной ненависти, либо просто от перенаселения и сверхъистощения почв" (с. 427).
Среди предлагаемых Г.Бейтсоном контрмер, важное место занимает привлечение внимания к вопросам философии правления, образования и технологий, а так же обсуждение их в общественной пресс и лидерами человечества. Философ утверждает, что поскольку старые предпосылки глубоко укоренены во всех важнейших аспектах общества, то изменения мышления должны оказать воздействие на правительство, экономическую структуру, философию образования и военную политику. И первыми, кто будет проводником новых идей станет интеллигенция: философы, ученое и творческая молодежь. Изменение мышления уже началось. "Однако образ мысли изменяют не только длинноволосые профессора и длинноволосые юнцы. Есть также тысячи бизнесменов и даже законодателей, которые хотели бы измениться, однако чувствуют, что это не вполне безопасно или не согласуется со "здравым смыслом". Изменения будут продолжаться так же неизбежно, как и технологический прогресс" (с. 459).

Литература
1. Грегори Бейтсон. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии /Пер с англ. Вступит. статьи: А.М.Эткинд "На пути к экологии разума" (с. 7 - 9); Д.Я.Федотов, М.П.Папуш "Переводя Бейтсона" (с. 10 - 16). -М.: Смысл, 2000. -476 с.
2. Роберт Антон Уилсон. Психология эволюции /Перевод с англ. под ред. Я.Невструева.-К.: "ЯНУС", 1998. - 304 с.
3. И.Кунчуров, И.Срибный. Вопросы эпистемологии в философии истории Р.Дж.Коллингвуда. -К., 2002. -32 с. (Статья помещена на этом сайте).

2002

Статью можно обсудить на ФОРУМЕ


Философский клуб "Минерва" 07.2001.

Хостинг от uCoz