вход

хроника

клуб

корзина

мейл

Дымерец Р.
drostyslav@yahoo.com

КНИГА “КОГЕЛЕТ” (“ЭККЛЕСИАСТ”) И ПРОБЛЕМА ВРЕМЕНИ

Книга “Когелет”, известная также как “Экклесиаст”, является одним из наиболее замечательных образцов философской мысли. В этой маленькой по размеру книге рассматриваются сложнейшие философские проблемы, постоянно находящиеся в поле зрения философов, такие, например, как проблема жизни и смерти, мудрости и глупости, проблема справедливости и несправедливости, богатства и бедности, любви и ненависти… Все эти проблемы переплетаются в книге “Когелет” в единую проблему смысла жизни, тесно связанную с проблемой сотворения мира.

Нужно, однако, отметить, что, рассматривая эти проблемы, автор книги “Когелет” использует “необычный” философский язык. В структуре этой книги понятия и образы, переплетаясь, создают совершенно особую знаковую систему со своим собственным референциальным рядом. Референциальная система книги “Когелет” наводит на мысль, что парадигма, в пределах которой существует мысль ее автора, не совпадает с рамками понятийного пространства, включающего в себя логику поступательной деривации, основанную на концепции расширения и деления понятий. Структура книги “Когелет не основана на реальном использовании понятийного референцирования, но, скорее, симулирует его. Она выражает концептуальную позицию автора, согласно которой понятия никак не связаны друг с другом, но существуют совершенно отдельно друг от друга, одновременно и всегда. Согласно этой концепции, ничто не может быть частью чего-то другого, все вещи — единосущны и потому абсолютно независимы друг от друга в своем творении и существовании. Мысли тоже, как и вещи, не зависят друг от друга, и потому текст, выстроенный формально-логическим способом, оказывается бессмысленным. Мысли, как и вещи, должны быть представлены разрозненными, как они есть. Однако, поскольку они в то же время единосущны, между ними существует некая связь. Эта связь, если рассматривать ее не понятийно, а сущностно, как делает Когелет, т. е. если отвлечься от рассмотрения связуемых вещей как референциальных субъектов и сосредоточиться на самом существовании связи как таковом, избавившись от всякого рода представления о связуемом, то это существование может быть полноправной структурной единицей текста, в соотнесенности с которой текст может выстраиваться не с помощью системы понятийных или ассоциативно-образных механизмов, но через соотношение единосущных существ.

Сама возможность такого смещения референциальных акцентов предполагает также возможность и правомерность мысли об одновременном существовании и не-существовании какой бы то ни было связи между вещами. Именно эта мысль и является, на мой взгляд, кардинальной для понимания проблематики книги “Когелет”.

Следует отметить, что уже само название этой книги представляет определенную проблему. Слово “когелет” переводят обычно или как “собирающий собрание” или как “проповедующий в собрании”. Философская структура этого произведения, однако, наводит на мысль, что его автор намеренно использует слово, ускользающее от любой попытки его точной понятийной идентификации. В концептуальном плане, тем не менее, слово “собирающий” кажется мне более соответствующим философскому замыслу этой книги. Оно может быть, на мой взгляд, в равной степени отнесено как к автору этой книги, так и к ее содержанию. Мне думается, что слово “собирающий” используется в этой книге не только в смысле “собирающий что-то”, но и в смысле: “организовывающий что-то”. Целью Собирающего является не столько собираемое им собрание, но прежде всего собранность как цель собрания. Собрание имеет смысл, когда в нем осуществляется собранность. Смысл собирания, следовательно, не столько в создании некоего количественного образования (собрания), но гораздо более в качественном воссоздании (собрании воедино) разрозненных феноменов некоего бытия. Рассматриваемая с этой точки зрения, книга “Когелет” предстает как удивительно сбалансированное соединение формы и содержания, соединение, в свою очередь являющееся воссозданием заложенной в этой книге идеи. Собирающий (Когелет) — это одновременно и собирающий книгу, и собирающий книгой. Он концептирует собранность как некую гармонию единства, противостоящую хаосу.

Концептуальное своеобразие и особенность книги “Когелет” заключается, на мой взгляд, в том, что собранность мыслится в ней не как собрание разрозненных частей бытия в некоем месте в пространстве (в этом смысле оно, например, принципиально отличается от древнегреческого понятия ekklesia, на основе которого впоследствии возникла концепция Христианской Церкви), но как собранность времен во времени. В этом состоит кардинальное отличие философии Когелет от философии древних греков, создавших понятие космоса как прекрасным образом оформленного пространства, в котором геометрическое соотношение части и целого представляет абсолютную гармонию Бытия, и от христианской философии с ее представлением Бытия как функционального взаимодействия вещей в едином обитаемом пространстве. Можно, таким образом, сказать, что философия книги “Когелет”, в отличие от древнегреческой или христианской философии, является не философией пространства, но философией времени.

Понятие времени является одним из наиболее трудно определимых в философии. Основная трудность заключается в том, что, говоря о времени, неизбежно приходится пользоваться “пространственным” языком. “Пространственный” язык — это, по сути, любой язык, в основе которого лежит понятие связи между отдельными структурными компонентами языка. Например, когда предложение организуется посредством строго заданной системы возможных связей между словами, а слово, в свою очередь, организуется посредством строго заданной системы возможных связей между структурными компонентами слова (морфологическими, фонетическими и др.), и т. д.

Основным достоинством и недостатком пространственного языка как средства мировосприятия является неизбежное существование множества различных пространственных языков, отличающихся друг от друга системами референцирования, а, следовательно, и неизбежность существования проблемы перевода с одного языка на другой, т. е. перевода одной референциальной системы в другую.

Проблема перевода или, говоря иначе, проблема коммуникации, часто представляется совершенно неразрешимой: трудно, например, объяснить человеку, который никогда не любил, что переживает человек, умирающий от любви; трудно также донести до глупого слова мудрости. Манипулирование референциями в конце концов заводит в тупик, выход из которого можно попытаться найти в некоем принципиально ином виде со-общения. Такая попытка, я думаю, и была предпринята автором книги “Когелет”.

Когелет разрушает пространственный язык путем акцентирования самостоятельности существования связи, которая мыслится им как независимая сущность.Независимость связи как сущности подчеркивается в книге “Когелет” тем, что, если рассматривать эту связь как часть составного высказывания, то это высказывание почти неизбежно окажется ложным. Если же рассматривать высказывание с пропозициональной связкой как единую сущность, без деления ее на простые высказывания и связку, то смысл существования в тексте такой структурной единицы оказывается непостижимым по причине отсутствия возможности ее референцирования. В этом случае приходится допустить, что автор книги “Когелет” стремится таким образом продемонстрировать бессмысленность или, как он говорит, “тщетность” любой попытки образовать текст путем соединения между собой отдельных высказываний.

Когелет, таким образом, уже на уровне собирания текста выступает против понятия как средства передачи информации. Причем имеется в виду не какая-либо определенная система понятий, не какой-либо конкретный язык, а язык как понятие. Таким образом, отрицается в принципе возможность со-общения вещей, их со-информирование в смысле влияния на сущностную самостоятельность друг друга. Следует отметить, что сама идея такого отрицания языкового принципа коммуникации развивается в пределах Библейского контекста: можно вспомнить хотя бы рассказ о строительстве Вавилонской башни.Однако, в отличие от этого рассказа, в котором Бог расстраивает коммуникативные способности людей с целью не дать им к Нему приблизиться (в определенном месте в пространстве — в Вавилоне, постоянно проклинаемом в Библии как олицетворение самой идеи пространственного смешения народов), в книге “Когелет”, напротив, проводится мысль о том, что люди, как и вещи вообще, именно в их разноязыкости и непереводимости оказываются со-общны Богу и друг другу в судьбе, данной им Богом. По сути, невозможность непосредственного со-общения вещей мыслится одновременно как результат и как предпосылка существования надъязыковой, надвещной, вечной со-общности.

Для выражения этой идеи единства в разнообразии автор книги “Когелет” вырабатывает определенную знаковую систему, предназначенную для того, чтобы воссоздать в каждом читателе этой книги определенный общий настрой, или структуру, которая, при всей несовместимости и разнопонятийности языков, сможет собрать их в некоем сущностном единстве.

В основе этой знаковой системы, этого языка молчания, лежит концепция времени, организующая книгу “Когелет” и организуемая ею.

Время в книге “Когелет” мыслится не как последовательность времен (последовательность — это пространственно заданная структура), но как вечная единовременность времен. Времена существуют раздельно в единовременьи. Это означает, что времена создаются во времени Богом. Когелет говорит: “Все сделал Он прекрасным в свое время”.Эти слова представляются своеобразной цитатой из 1-й главы книги “Брейшит”, в которой говорится о создании мира. Там сказано,что Бог создал мир в шесть дней, и каждое свое творение Он завершал тем, что признавал, что созданное Им — хорошо. Это представлено таким образом: сначала Бог создает что-то, потом Он видит, что созданное Им хорошо, потом в тексте говорится, какой это был день. В тексте не говорится, что Бог создал свет в первый день в том смысле, как мы сказали бы: “Такой-то человек родился в такой-то день в такой-то год согласно такому-то календарю”. Нет, Тора говорит, что, создавая, например, свет, Бог создает и время света. Свет и время света единосущны Богу, и это единосущие выражено в Торе словом “хорошо”. Именно это и имеет в виду Когелет, когда говорит, что Бог “все сделал прекрасным в свое время”. Здесь имеется в виду не то, что в определенный день Бог создал определенные вещи, но, что, создавая определенные вещи, Бог тем самым создал определенные дни, или времена. Вещи и времена, созданные Богом в едином проявлении Его воли, изображаются таким образом как единосущные образования, ибо они единородны. Разнородные же вещи, как и разнородные времена (например, 1-й день, 2-й день, и т. д.), представлены в Торе как связанные друг с другом тем, что они созданы по воле Бога. Свет и светила, например, никак не зависят друг от друга — они созданы в разные времена. Сами же времена, как понятия, никак не связаны со светом, потому что каждое время — это определенная идея создания, а созданное в этой идее существование связано с этой и только этой идеей. Свет же единосущ только идее своего существования и связан с другими творениями Бога только в со-общении Б-жьей воли.

Таким образом, и в книге “Брейшит”, и в книге “Когелет” утверждается единство различных вещей и времен в благе со-общения Б-жьей воли. Благо, как выражение единосущия, мыслится как необходимое условие существования как каждой вещи в своем времени, так и каждого времени в своей вещи.

“Свое” время мыслится как суть всякой вещи, а всякая вещь есть суть того времени, в котором она создана. В то же самое время весь этот мир временных вещей и овеществленных времен, мир естеств, мир сутей — погружен в вечность, которая есть суть сути, или, как говорит Когелет, “суета сует” и изображается как ветер, дух, дыхание, т. е. как нечто, не имеющее места, не вмещаемое. Когелет говорит:

“Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие;

место правды, а там неправда.

И сказал я в сердце своем [т. е. в душе своей, в невмещаемом — Р. Д.]:

‘Праведного и нечестивого будет судить Бог;

потому что время для всякой вещи и суд

над всяким делом там’ “[т. е. в вечности, где все совмещается – Р. Д.].

Вечность проявляет себя в бесконечном изменении времен, в их овеществленности (суетности). Времена суть творения вечного времени.

Когелет собирает времена во времени посредством собирающего слова. Его слово — это не просто слово как грамматическая единица, это и предложение, и стих, и текст в целом. Слово, предложение, стих, текст мыслятся как самостоятельные сущностные и временные единицы, они со-общаются только в вечности. Такой же смысл имеет в структурной системе книги “Когелет” и цитата. Цитата, привлекаемая в текст, указывает на со-общение в вечности и потому не может служить как подтверждение или опровержение другой цитаты. Цитирование в книге “Когелет” — это как бы сплетение времен в ковер вечности.

Текст книги “Когелет” направлен на опровержение значительности очевидности. Очевидные вещи, со-поставленные в дискурсе речи Когелет, протекающей без очевидной последовательности и временами представляющейся набором разносмысловых и противоречащих друг другу цитат, выявляются в абсурдности своей овеществленности. Значимость обо-значенной жизни исчезает в знаковой бессистемности цитат. Брошенные на произвол цитирования, высказывания теряют значение мудрости и оказываются при-говоренными к глупости. Глупость, по мнению Когелет, проявляется в раз-розненности, выраженной такими знаками-понятиями как “зависть”, “тщета”, в не-собранности вещей и времен, когда каждое существо мнит себя чем-то само-значущим и само-стоятельным. Времена не стоят раздельно, говорит Когелет, “Все реки текут в море”. В течении вообще нет отдельности как разности смыслов. Смысл не в том, чтобы течь, но в том, чтобы поглотиться — поглотиться морем, которое “не переполнится”, потому что не имеет границ. Границы здесь мыслятся не пространственные, но смысловые. Все реки, все течения мысли вливаются в смысловое море, поглощающее все их различия и противоречия.

Время в книге “Когелет” — это неуловимый ветер и непереполняющееся море, это Солнце, вечно движущееся по кругу; время — это мудрость, но не ум, ибо умный и глупый — равны перед временем, они равно поглощаются им. Равенство перед временем — мудро и справедливо, но глупо сравнивать времена. Завидующий другому не понимает, что Бог дал ему иное время в удел. Глупо человеку множить себя, ломая границы, преграждающие дорогу хаосу. “Копающий яму в нее упадет, И сносящего стенку укусит змея”, — говорит Когелет. Глупо даже подумать об изменении порядка вещей, данного Богом, ибо мыслью можно выброситься из своего времени, но нельзя обрести себя в непостигаемом мыслью Б-жественном со-общении.

Справедливость для Когелет — это не справедливость рас-пределения или у-равнения, но справедливость у-правления. Время правит временами. И потому — “Всему свое время под небесами” (мой курсив — Р. Д.), не в смысле хронологического следования, но в смысле со-отнесенности. Всякая вещь — в своем времени, и все — в бесконечном времени, в вечности. И собирание камней не следует во времени за их разбрасыванием, как и разбрасывание не следует за собиранием. Все сопредельно в пределах времен, но времени предела нет.

В заключение хотелось бы отметить, что книга “Когелет” не является собранием дефиниций или истин. Напротив, ее автор говорит о тщетности стремлений постичь истину. Истину не нужно постигать, в истине нужно жить. Все истинно, ибо все создано. Нет смысла спрашивать, почему создано то или это: истина не может быть определена ничем, ибо, будучи всем, она не может ограничивать сама себя. Тщетность познания означает невозможность выхода за пределы своей сущности, а значит, и невозможность проникновения в иную сущность. Эта мысль автора книги “Когелет” перекликается с тем, что говорит Маймонид в “Путеводителе заблудших”: “вселенная не существует ради человека, но каждое существо существует ради самого себя, а не ради другой вещи” и “Это не будет неразумным предположить, что дела Бога, их существование и предшествующее не-существование, есть результат Его мудрости, но мы неспособны понять многие из путей Его мудрости в Его делах”.

 


Философский клуб "Минерва" 07.2001.

Хостинг от uCoz