Философские ювелирные украшения от Голоты Ивана


 

Нынешние выборы оказались острыми и затянувшимися, а потому наполненными разными подозрениями, домыслами и даже суевериями. Среди последних я бы назвал и «политтехнологии». На украинских выборах президента политтехнологии как элемент политического дискурса были предельно мифологизированы и демонизированы. Сознание украинского избирателя оказалось в плену у нового политического суеверия.

***

Всякая деятельность в той мере, в которой она имеет социокультурный характер, технологична. Это значит, что совокупность действий по обеспечению запланированного результата более или менее отрефлексирована и оптимизирована. Спонтанные действия как непосредственная реакция на ситуацию или новые потребности также могут приводить к успеху. Но деятельность, выстраиваемая на основании усвоенного опыта, уже сама по себе является технологией – действием с расчетом, то есть «рациональной» в собственном смысле слова.

Политика – древнейшее из занятий (хоть и не из профессий). Но при этом технологизированной она оказалась совсем недавно. Прежде всего, технологизации подвергалось отношение человека к природе, и лишь с большим запаздыванием – человека к человеку. Феномен «гуманитарных технологий» – продукт двадцатого века. Здесь не место говорить о возможном потенциале дегуманизации этих «гуманитарных технологий». Ясно одно: политические отношения как одни из самых сложных и неоднозначных подпали под технологическую рефлексию и стали стремительно развиваться в этом направлении. Этот факт не может оставаться незамеченным и для массового сознания – для людей, вообщем-то не слишком интересующихся политикой, но при этом уверенно использующих термин «политтехнолоии».

Кажется, именно из недр сознания людей, не очень хорошо осведомленных о содержании политического процесса и еще менее понимающих его смысл и произошло убеждение, что смысл и содержание политического события можно понять и оценить одной лишь констатацией присутствия в нем политтехнологий. Особенно ярко такой тип, с позволения сказать, «политического мышления» проявился в ситуации массовых акций протеста после второго тура президентских выборов 2004. «Это все политтехнологии» – вот фраза, которая рефреном звучала тут и там.

Слыша снова и снова данную констатацию, недоумеваешь: а что, собственно, позволяет человеку, ее произносящему, переживать ситуацию понимания? Как выходит, что одной этой фразой – «это все политтехнологии» – можно одним махом расправиться со всем многообразием политического содержания? И вообще, что же имеется ввиду в этой сакраментальной формуле?

Вспомним ситуацию. Только-только окончился второй тур президентских выборов в стране. Подведены предварительные итоги. Как процесс голосования, так и особенности поступления данных в ЦВК о результатах выборов вызывают много вопросов. На центральной площади столицы находятся десятки тысяч людей. По Украине на улицу вышли сотни тысяч. И этот фронт активистов требует честного подсчета голосов и адекватной реакции власти на нарушения в день выборов.

При этом в массовом сознании наблюдается парадоксальная реакция. Парадокс первый. В то время, как были реальные (и как потом постановил Верховный Суд, обоснованные) сомнения в чистоплотности ЦВК и честности подсчета голосов, выход активной политизированной части населения на улицы интерпретируется как требование сторонников Ющенко победы своего кандидата любым путем, в том числе вопреки волеизъявлению большинства граждан Украины и вопреки установленным правилам демократических выборов.

Следует признать, конечно, что для такого парадокса были основания. Требовать честного подсчета голосов выборов изначально вышли сторонники Ющенко, и лишь затем к ним «присоединились» сторонники другого кандидата. Ибо неизбежно проблема честности выборов в той ситуации выступала как проблема честности победы Януковича (в соответствии с предварительными итогами ЦВК). Но нельзя не признать и того, что игнорирование весьма правдоподобных нарушений процедуры голосования в пользу своего кандидата является нисколько не лучшим, нежели настаивание на расследовании процедурных нарушений в пользу кандидата-конкурента.

Но предыдущую интерпретацию в рамках массового сознания дополняет другая. Произошедшие массовые акции протеста являются политическими технологиями или их продуктом, – и не больше . Тотальная, сущностн а я роль политических технологий на протяжении выборов и во время акций протеста после второго тура – вот что нужно понять с этой точки зрения. Подспудно такая оценка базируется на той генерализации, что всякие серьезные изменения в политическом процессе и общественном сознании, любые сколь-нибудь радикальные действия со стороны той или иной части населения не имеют и не могут иметь аутентичного содержания и собственной самостоятельной значимости.

Эта генерализация – элемент целой политической картины мира, в которой ни население в целом, ни отдельные рядовые граждане не есть и не могут быть субъектом или хотя бы актором политического процесса. Они – лишь материал, средство для неких скрытых, невидимых, но вездесущих политических (а по сути – экономических) субъектов, ведущих борьбу на политтехнологическом поле. Политика как таковая уже давно умерла – еще тогда, когда умер полис как тип общежития.

Нетрудно увидеть, что в изложенной точке зрения эмоционально-психологического намного больше, чем содержательно-рационального. И прежде всего – желание «освободиться от политики», снять с себя гражданскую, политическую и просто элементарную человеческую ответственность. За оценкой «это все политтехнологии» улавливается удивительное сочетание желания отстраниться от политического процесса и в то же время занять надстроечную, даже экспертную позицию относительно него. Речь о политических технологиях (сразу, одним махом пропуская вопрос политического содержания, на которое данные технологии направлены) вроде бы оказывается признаком компетентности. Последняя же, по причудливой, но оттого не менее устойчивой логике обывателя, служит основанием для устранения говорящего от той сферы, в которой он вроде бы демонстрирует свою компетентность.

Здесь мы имеем дело не столько с некоей конкретной оценкой, сколько с типичной политической установкой как элементом политической культуры. Установка – суть заготовленная реакция, действие по поводу, но не обязательно по причине. И в данном случае проявляется комплексная установка, сочетающая в себе отвержение возможности/потребности собственного активного участия в политическом процессе с оттого не менее активным осуждением тех, кто такое участие для себя приемлет. Если люди выходят на улицу с протестом против чего-то, значит или им за это заплатили, или их «обработали»/зазомбировали. Для человека в трезвом уме и неподкупного мотивов для выхода на улицу в подобной ситуации быть не может.

Не стоит отдельно разбирать психологическую подоплеку подобных неоправданно широких генерализаций. Всем известно, что человек меряет других теми мерками, которые реальны и приемлемы для него самого. Только при этом к себе он менее требователен и более поблажив. Внутренние противоречия массового сознания достаточно полно отражены в политических анекдотах, обилие которых наблюдалось в избирательный период. К ним мы можем и отослать. Другое дело, что политические технологии действительно являются специфическим элементом, вернее аспектом современной политики. Дело лишь в том, чтобы адекватно понимать их роль и при этом не заниматься их мифологизацией – сведением политики к политической технологии .

В самом деле, можно ли какую-либо деятельность понять, анализируя сугубо технологию ее осуществления? Нет, нельзя, ибо технология является лишь средством достижения определенной цели. Цель же является таким же неотъемлемым элементом деятельности, как и средство. А в смысловом отношении – элементом ведущим, системообразующим. Разумеется, в структуру деятельности входят также как минимум субъект деятельности и объект/предмет. И без их анализа или хотя бы обозначения ни о каком понимании анализируемой деятельности, в том числе и политической, не может быть и речи.

Что же мы имеем в ситуации оценки «это все политтехнологии»? Субъекты политттехнологий не называются, но лишь молчаливо подразумеваются (Запад, Россия, «деструктивные силы», спецслужбы, пр.). Цели применения политтехнологий выносятся за скобки: как будто всякие цели, достигаемые технологично, уже самим этим фактом девальвируются и не достойны даже обсуждения. Смыслы, которые движут субъектами политтехнологий и тем самым транслируются на всю политическую ситуацию, просто игнорируются, ибо так или иначе это смыслы «чужие», «не наши», навязываемые извне. Короче говоря, когда в политической ситуации обнаруживаются политтехнологии, все остальное становится просто недостойным внимания – чем-то вторичным, производным, декоративным.

***

Давно известна социально-психологическая закономерность: если в определенной ситуации человек себя ведет, исходя из определенного представления, как если бы оно соответствовало действительности, то это представление тем самым оказывается действительным элементом данной ситуации. Именно это свойство человеческой реальности быть в определенном смысле «конструируемой», а не только предлагаемой человеку как данность, лежит в основании действенности множества человеческих выдумок. И одной из них, как мне кажется, являются «политтехнологии» – мощный политической «символ веры» современного человека – он же своеобразный опиум, блокирующий любую политическую активность и самостоятельность политического мышления.

13-12-04

 

Все публикации философского клуба

 

Хостинг от uCoz