Философские ювелирные украшения от Голоты Ивана


Удел культуролога — теоретизировать, укладывать в строгие понятийные схемы культурные реалии, чтобы затем вынести “вердикт” по вопросу о типологических особенностях той или иной культуры, ее антропологической структуре, ценностных ориентациях и т.д. В этом смысле понятие культурного пространства, как одного из способов построения картины мира, является весьма удачной находкой. Это понятие содержит в себе не столько формы субъективного восприятия физического пространства, характерные для разных культур, сколько те символические значения, которыми каждая культура его наделяет. Культурное пространство — это, прежде всего, антропологическое пространство, способ существования человека в культуре. Я не ставлю перед собой задачу исследования современного культурного пространства с целью его типологического описания. Меня будет волновать только одна проблема —топика душевного в современной культуре. Обращение к проблеме душевного вытекает из моего представления о том, что природа человека не сводима к дихотомии духа и плоти, что сфера душевного имеет свой особый антропологический статус. Интеллект, разум, сознание, волю оставляю за духом, тогда как к душе отношу то, что обычно называют “внутренним миром” человека: эмоции, аффекты, переживания психическую организацию. Бросая взгляд на жизнь современного человека и на формы его бытия в культуре, попытаюсь выяснить, где же есть место душевному. Предпринимаемое исследование будет не научным трактатом, а, скорее, импрессионистическими этюдами.

Этюд 1. Homo publicus. Современный человек — существо публичное. Это способ его самовыражения и самораскрытия. Сегодня фактически исчезает грань между приватным и публичным, что, естественно, отражается на душевной жизни человека. Социальные философы показали, что сфера публичного есть завоевание новоевропейской культуры. Публичное не сводится ни политическому, ни к общественному, а выступает как некая сфера дискурсивных практик. Сфера приватного также является открытием новоевропейской культуры. В отличие от античности, средних веков, когда сфера приватного связывалась с домохозяйством, с жизнью за толстыми стенами, в Новое время она стала пониматься как мир интимности, мир человеческой души. Фактически новоевропейское открытие приватного было бегством человека в субъективность душевного, бегством от социума, от давления публичного и всеобщего. Это бегство началось с сентименталистов и романтиков, красной нитью проходило через всю культуру XIX и начала XX веков. Однако мир интимного не принес человеку ощущения защищенности, какое он ранее получал в стенах дома, замка. Не случайно век XX в философии осмысляется как эпоха бездомности, звучат мотивы покинутости, одиночества, идет постоянный поиск Другого. Душа не может заменить дом, она сама нуждается в защите, но современная культура такой защиты не дает. Душевная жизнь усложнилась и дифференцировалась, человека изъела рефлексия по поводу собственного бытия. И если в XVIII веке он совершил бегство из публичного в приватное, то сегодня он совершает обратное: бегство из приватного в публичное. Выговаривая свои сердечные страсти в дозволенных формах в публичном пространстве, он де-приватизирует их, в результате чего они утрачивают болезненную остроту. Бегство в публичное диктуется также отсутствием у современного человека дома. Он больше не чувствует себя домохозяином, в классическом понимании этого слова, он живет скученно: в общежитии, коммунальной квартире, в домах типовой застройки и т.д. Средства коммуникации продлевают его пребывание в публичном: ему звонят по телефону, пишут по E-mail… Он и дома продолжает вести дела, дом становится продолжением офиса, конторы, кафедры. Таким образом, современное бегство в публичное есть бегство от тягот душевной жизни. Экспонируя себя во вне, желая быть на виду, человек пытается преодолеть разлад с самим собой, и успех в публичном есть своеобразная компенсация за неудачи в приватном.

Этюд 2. Homo virtualis. Виртуальное пространство — это новый тип культурного пространства, созданный современной цивилизацией. Под виртуальной реальностью понимается образ реальности, тем или иным путем формируемый в сознании. Как показано С.С.Хоружим, виртуальная реальность — это частичное, недовоплощенное существование. Философствование о виртуальной реальности выходит за пределы дискурса сущности, поскольку сама виртуальная реальность представляет недо–род бытия, недовоплотившееся, недооформившееся бытие. Такая реальность создает новый тип человека — homo virtualis, которому очень сложно переходить от уровня виртуальной реальности к уровню обыденной реальности. В итоге человек виртуальный, как его рисует Ж.Бодрияр, становится привязанным к машине, превращается в протез, изменяется парадигма его чувствительности (зрение, осязание, слух и др.). Важнейшей характеристикой человека виртуального является операциональность. Она избавляет человеческий разум от присущей ему от природы двусмысленности, антиномичности и т.д. В итоге человеческий разум уподобляется разуму искусственному. Таким образом, само виртуальное пространство не востребует человека, в котором была бы развита душевная сфера, поскольку она сопряжена с эмоциями, переживаниями, которые должны быть исключены, т.к. противоречат главному требованию пребывания в виртуальной реальности — умению вырабатывать и культивировать операционные качества.

Этюд 3. Homo sexualis. Современная культура актуализировала еще одни тип пространства — сексуальное пространство, которое активно эксплуатируется средствами масс–медиа, рекламой и т.д. С открытием психоанализа стало ясно, что наша душевная жизнь со всеми ее хитросплетениями есть лишь проявление энергии либидо, нашей сексуальности. Почти всю постмодернистскую философию, так или иначе соотносящую себя с фрейдизмом, можно назвать пансексуалистской. В современном культурном пространстве сексуальность рассматривается не столько как источник творческой энергии, которая, благодаря механизмам сублимации, направляется на общественно полезную деятельность, сколько как модель, как некий тип воспроизводства, напоминающий принцип устройства и существования машинной цивилизации. Не случайно философский дискурс породил такое понятие как “желающая машина”. Постулировав человека как существо сексуально озабоченное, современная культура находит разные механизмы использовать такое состояние в своих целях. Она формирует отношение к сексуальности как к знаковой системе, создает знаковые модели (имиджи) мужчины и женщины и тем самым интенсифицирует эротические переживания человека. Суть этих переживаний, однако, не сводится к волнениям души, а состоит в том, что человек вдруг ощущает свое непопадание в знаковость: у него лишний вес, целлюлит, перхоть, дряблые мышцы и т.д. И он спешит воспользоваться средствами, предлагаемыми цивилизацией для того, чтобы ликвидировать свое выпадение из знаковой системы. Становясь моделью, тело перестает быть вместилищем души (не на этом ли основан “модельный бизнес”?). Кроме того, по наблюдению Ж.Бодрияра, в современной культуре исчезают такие феномены, как соблазн, любовные приключения. К этому можно добавить исчезновение “речи”, которая вуалирует желание (искусство вести речи, т.е. искусство утонченного флирта, постепенно исчезает, т.к. уже нет необходимости вообще что-либо вуалировать). Изменяется и сам любовный дискурс, который отказывается от восторженно–романтического идеала и принимает карнавализированные формы, когда слова из сферы материально–телесного низа становятся единственно возможными для описания объекта желания. Вместо блоковской Прекрасной Дамы появляется “баба”, “телка” и т.д. Сами же любовные отношения также являют собой некую разновидность карнавала. Таким образом, и в сексуальном пространстве современной культуры мы не находим места для локализации душевного.

Три этюда, которые я попыталась набросать, показали, что современное культурное пространство фактически не оставляет места для жизни души. Homo publicius бежит от нее во внешнюю жизнь, в антропологической структуре homo virtualis она просто исключается, а homo sexualis заменил ее машинерией бессознательного. Однако потребность “изливать душу” у человека все же вряд ли когда–то исчезнет, иначе его ждет душевная болезнь. Стоит задуматься, почему для обозначения одного и того же феномена используются разные слова: “душевнобольной” и “умалишенный”. Не значит ли, что болезнь души приводит к лишению ума? Если это так, то человечеству, кичащемуся достижениями разума, дорого обойдется невнимание к душе. Современная культура все–таки оставляет некоторое пространство для душевного и, формы жизни души порождают еще один тип человека — Человека Исповедывающегося. Традиционную форму исповеди, в храме у священника, культура знала уже давно. Ее аналогом (правда, с противоположным знаком, на что обратил еще внимание П.Флоренский) выступает исповедь на кушетке у аналитика. Популярная сегодня мемуарная и автобиографическая литература великих деятелей культуры, политиков также может рассматриваться как форма исповедания. Еще на одну форму исповедания обратил внимание Б.Марков: это исповедание в пивной, в состоянии алкогольного опьянения, которое есть способ соединения с трансцендентным. Человек изливает свою душу, предварительно залив туда достаточную порцию “душевного напитка”. К сожалению (а может к счастью?), именно эта последняя форма все настойчивее пытается получить статус душевного пространства современной культуры.

 

 

Литература:

Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. — Спб, 2000
Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. — М., 2000
Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. — М., 2000
Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. — М., 2000
Марков Б.В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. —СПб., 1999
Руднев В.Прочь от реальности. Исследования по философии текста. — М.,2000
Хоружий С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности // О старом и новом — СПб, 2000

 

Все публикации философского клуба

 

Хостинг от uCoz